ИНТЕРЕСНОЕ КИНО
1 июля
Фан-кинотеатр «ИНТЕРЕСНОЕ КИНО» представляет премьеру финального третьего сезона «Игры в кальмара» в 4K!
Когда в 2021 году на Netflix вышел первый сезон «Игры в кальмара», никто, включая самого режиссера Хван Дон-хёка, не ожидал, что корейская антиутопия с детскими играми, превращенными в смертельные, станет самым популярным сериалом на стриминге. Антикапиталистическое шоу предлагало зрителям не только геометрически выверенную архитектуру кадра и яркие цвета, но и поставило диагноз целой эпохе: выживает не лучший, а тот, кто готов переступить через других.
Шоу попало в нерв времени и доказало, что Южная Корея способна лидировать на международной арене не только в авторском кино, бьюти-индустрии и музыке, но и делать популярные сериалы. Мир и раньше не был раем, но 2020-е — эпоха, когда множество кризисов и переломных событий сошлись в одной точке: экономическая и политическая нестабильность, пандемия, военные конфликты. Прошло четыре года, ситуация ухудшилась, и потребность в оптимизме превратилась в базовую настройку.
Первые два сезона «Игры в кальмара» выглядели кроваво, пессимистично и безнадежно. Третий же делает небольшой шаг в сторону и предлагает взглянуть на мир через более гуманистическую оптику.
Сон Ги-хун (Ли Джон-джэ) потерял друга Пак Чон-бэ (Ли Со-хван) в неудавшемся восстании, лишился сил и веры в то, что систему можно победить. Но отступать некуда, а до потенциальной свободы еще три испытания, которые по уровню стресса и изобретательности ничуть не уступают предыдущим играм. Прятки — кровавая разборка, где участникам впервые по заданию приходится взять в руки оружие и начать убивать друг друга. Скакалка — напряженное преодоление подвесного моста над пропастью, квеста в духе прыжков по стеклянным плитам из первого сезона. А финальный раунд, где герои перемещаются с одной гигантской платформы на другую и с помощью голосования решают, кого из них столкнуть вниз, превращается извращенную версию демократических выборов.
Первый неприятный сюрприз ждет зрителей уже во второй серии и на первом задании: героиня Пак Сон-хуна, Чо Хён-джу под номером 120, погибает от рук скамера-эгоиста (Им Щи-ван). Ее смерть воспринимается с особой грустью: она была эмпатичной, доброй, смелой, боролась до конца и умерла в теле, которое ненавидела. Но ключевым сюжетным поворотом становится другое. Во время испытания Ким Чжун-хи (Чо Ю-ри) под номером 222 рожает ребенка.
Охранница Кан Но-ыль (Пак Кю-ён) пытается сбежать с острова вместе с игроком 246 (Ли Джин-ук), которого пощадила, потому что до начала игр познакомилась с его умирающей дочкой. Полицейский Хван Чжун-хо (Ви Ха-джун) колесит на катере в поисках острова и становится карикатурным воплощением бессмысленной помощи правоохранительных органов. Но интереснее всего наблюдать за молчаливым противостоянием Ги-хуна и Фронтмена (Ли Бён-хон).
В финале была надежда, что нам наконец-то раскроют прошлое Фронтмена. Подробностей мы узнаем немного, но в главном убеждаемся: Хван Ин-хо когда-то пришел в игры ради беременной и тяжелобольной жены. Он тоже стал победителем, после чего не находил себе места. И если ведущий игр выбрал сторону зла, Ги-хун последовательно ему противостоял. В этом он оказывается сильнее Фронтмена, который ломается, наблюдая за финальным испытанием, и показывает, что когда-то тоже был хорошим человеком.
Малышка, появившаяся на свет посреди пыточной арены, становится центральным образом всей финальной главы. Ее рождение и введение в игру как полноценной участницы — это и чудо, и радикальный жест, и моральная развилка. Девочка не совершила никакого греха и не преследует выгоды, она противопоставлена отчаявшимся взрослым, готовым на всё ради денег. Большинство игроков не видят в новорожденной ничего, кроме помехи, опасаясь, что та незаслуженно получит весь призовой фонд. Ее готов убить даже родной отец. Но для Сон Ги-хуна этот ребенок — олицетворение добра, невинности и осязаемого будущего. Так первоначальная цель героя — помешать продолжению жестоких испытаний — сужается до задачи уберечь хотя бы одного маленького человека.
В мире «Игры в кальмара» действует жестокий принцип: этика и личная выгода непримиримы, помощь другим требует самопожертвования. Ги-хун всегда был способен на сочувствие, но в первом сезоне инстинкт выживания и жажда денег нередко брали верх, ведь именно азарт и долги затянули его в эту ловушку. Встреча с ребенком становится точкой невозврата, и его гнев трансформируется в христианское смирение. Он отказывается играть по логике «каждый сам за себя» и совершает акт чистого альтруизма. Но перед этим он произносит фразу: «Мы не лошади. Мы — люди. Люди — это…» Казалось бы, проходная реплика, отсылающая к разговору в лимузине между Фронтменом и Ги-хуном во втором сезоне. Однако именно эта оборванная мысль — один из главных ключей к пониманию философии всего сериала.
Сама концепция человечества намного сложнее топорного деления всех на хороших и плохих, злых и добрых, бедных и богатых. Это понятие полно противоречий и неоднозначности. Многие зрители недовольны тем, что до последнего испытания добрались неприятные, неприметные и жалкие персонажи. Но в этом и заключается высшая степень эмпатичности — проявить сочувствие даже к озлобленным, жестоким и отталкивающим героям. Встать на их место, попытаться понять их страх и отчаянное желание выжить любой ценой. Ведь именно способность к состраданию без разбора, к пониманию даже самых неприглядных проявлений человеческой природы и отличает подлинный гуманизм от его благодушной имитации.
При сильном желании в финальной части можно разглядеть пропаганду рождаемости (в Южной Корее этот показатель самый низкий в мире), но такое внимание режиссера к детям скорее подчеркивает идею ответственности старшего поколения за судьбу младших. Предыдущие сезоны доказывали, что утешительного финала в шоу об обществе, построенном на систематическом уничтожении человеческого достоинства, быть не может, но третья часть это опровергает.
Хаяо Миядзаки когда-то сказал: «Я законченный пессимист. Но если у кого-то из коллег рождается ребенок, все, что мне остается, — это пожелать ему счастливого будущего. Ведь ни у кого нет права говорить ребенку, что он не должен был рождаться в этом догорающем мире. И мы никак не можем ему помочь, разве что благословить его. Собственно, думая об этом, я и делаю свои фильмы». Хван Дон-хёк тоже не позволяет себе оставить зрителя с ощущением обреченности. Он дает нам крошечный, но неугасаемый огонек надежды: даже один человек с добрым сердцем может оказаться сильнее системы, которая пытается его уничтожить. И если вы честно сможете признать, что мир, который вы создаете своими поступками, безопасен для вашего будущего ребенка (пусть даже гипотетического), то из этой игры вы точно вышли победителем.
Когда в 2021 году на Netflix вышел первый сезон «Игры в кальмара», никто, включая самого режиссера Хван Дон-хёка, не ожидал, что корейская антиутопия с детскими играми, превращенными в смертельные, станет самым популярным сериалом на стриминге. Антикапиталистическое шоу предлагало зрителям не только геометрически выверенную архитектуру кадра и яркие цвета, но и поставило диагноз целой эпохе: выживает не лучший, а тот, кто готов переступить через других.
Шоу попало в нерв времени и доказало, что Южная Корея способна лидировать на международной арене не только в авторском кино, бьюти-индустрии и музыке, но и делать популярные сериалы. Мир и раньше не был раем, но 2020-е — эпоха, когда множество кризисов и переломных событий сошлись в одной точке: экономическая и политическая нестабильность, пандемия, военные конфликты. Прошло четыре года, ситуация ухудшилась, и потребность в оптимизме превратилась в базовую настройку.
Первые два сезона «Игры в кальмара» выглядели кроваво, пессимистично и безнадежно. Третий же делает небольшой шаг в сторону и предлагает взглянуть на мир через более гуманистическую оптику.
Сон Ги-хун (Ли Джон-джэ) потерял друга Пак Чон-бэ (Ли Со-хван) в неудавшемся восстании, лишился сил и веры в то, что систему можно победить. Но отступать некуда, а до потенциальной свободы еще три испытания, которые по уровню стресса и изобретательности ничуть не уступают предыдущим играм. Прятки — кровавая разборка, где участникам впервые по заданию приходится взять в руки оружие и начать убивать друг друга. Скакалка — напряженное преодоление подвесного моста над пропастью, квеста в духе прыжков по стеклянным плитам из первого сезона. А финальный раунд, где герои перемещаются с одной гигантской платформы на другую и с помощью голосования решают, кого из них столкнуть вниз, превращается извращенную версию демократических выборов.
Первый неприятный сюрприз ждет зрителей уже во второй серии и на первом задании: героиня Пак Сон-хуна, Чо Хён-джу под номером 120, погибает от рук скамера-эгоиста (Им Щи-ван). Ее смерть воспринимается с особой грустью: она была эмпатичной, доброй, смелой, боролась до конца и умерла в теле, которое ненавидела. Но ключевым сюжетным поворотом становится другое. Во время испытания Ким Чжун-хи (Чо Ю-ри) под номером 222 рожает ребенка.
Охранница Кан Но-ыль (Пак Кю-ён) пытается сбежать с острова вместе с игроком 246 (Ли Джин-ук), которого пощадила, потому что до начала игр познакомилась с его умирающей дочкой. Полицейский Хван Чжун-хо (Ви Ха-джун) колесит на катере в поисках острова и становится карикатурным воплощением бессмысленной помощи правоохранительных органов. Но интереснее всего наблюдать за молчаливым противостоянием Ги-хуна и Фронтмена (Ли Бён-хон).
В финале была надежда, что нам наконец-то раскроют прошлое Фронтмена. Подробностей мы узнаем немного, но в главном убеждаемся: Хван Ин-хо когда-то пришел в игры ради беременной и тяжелобольной жены. Он тоже стал победителем, после чего не находил себе места. И если ведущий игр выбрал сторону зла, Ги-хун последовательно ему противостоял. В этом он оказывается сильнее Фронтмена, который ломается, наблюдая за финальным испытанием, и показывает, что когда-то тоже был хорошим человеком.
Малышка, появившаяся на свет посреди пыточной арены, становится центральным образом всей финальной главы. Ее рождение и введение в игру как полноценной участницы — это и чудо, и радикальный жест, и моральная развилка. Девочка не совершила никакого греха и не преследует выгоды, она противопоставлена отчаявшимся взрослым, готовым на всё ради денег. Большинство игроков не видят в новорожденной ничего, кроме помехи, опасаясь, что та незаслуженно получит весь призовой фонд. Ее готов убить даже родной отец. Но для Сон Ги-хуна этот ребенок — олицетворение добра, невинности и осязаемого будущего. Так первоначальная цель героя — помешать продолжению жестоких испытаний — сужается до задачи уберечь хотя бы одного маленького человека.
В мире «Игры в кальмара» действует жестокий принцип: этика и личная выгода непримиримы, помощь другим требует самопожертвования. Ги-хун всегда был способен на сочувствие, но в первом сезоне инстинкт выживания и жажда денег нередко брали верх, ведь именно азарт и долги затянули его в эту ловушку. Встреча с ребенком становится точкой невозврата, и его гнев трансформируется в христианское смирение. Он отказывается играть по логике «каждый сам за себя» и совершает акт чистого альтруизма. Но перед этим он произносит фразу: «Мы не лошади. Мы — люди. Люди — это…» Казалось бы, проходная реплика, отсылающая к разговору в лимузине между Фронтменом и Ги-хуном во втором сезоне. Однако именно эта оборванная мысль — один из главных ключей к пониманию философии всего сериала.
Сама концепция человечества намного сложнее топорного деления всех на хороших и плохих, злых и добрых, бедных и богатых. Это понятие полно противоречий и неоднозначности. Многие зрители недовольны тем, что до последнего испытания добрались неприятные, неприметные и жалкие персонажи. Но в этом и заключается высшая степень эмпатичности — проявить сочувствие даже к озлобленным, жестоким и отталкивающим героям. Встать на их место, попытаться понять их страх и отчаянное желание выжить любой ценой. Ведь именно способность к состраданию без разбора, к пониманию даже самых неприглядных проявлений человеческой природы и отличает подлинный гуманизм от его благодушной имитации.
При сильном желании в финальной части можно разглядеть пропаганду рождаемости (в Южной Корее этот показатель самый низкий в мире), но такое внимание режиссера к детям скорее подчеркивает идею ответственности старшего поколения за судьбу младших. Предыдущие сезоны доказывали, что утешительного финала в шоу об обществе, построенном на систематическом уничтожении человеческого достоинства, быть не может, но третья часть это опровергает.
Хаяо Миядзаки когда-то сказал: «Я законченный пессимист. Но если у кого-то из коллег рождается ребенок, все, что мне остается, — это пожелать ему счастливого будущего. Ведь ни у кого нет права говорить ребенку, что он не должен был рождаться в этом догорающем мире. И мы никак не можем ему помочь, разве что благословить его. Собственно, думая об этом, я и делаю свои фильмы». Хван Дон-хёк тоже не позволяет себе оставить зрителя с ощущением обреченности. Он дает нам крошечный, но неугасаемый огонек надежды: даже один человек с добрым сердцем может оказаться сильнее системы, которая пытается его уничтожить. И если вы честно сможете признать, что мир, который вы создаете своими поступками, безопасен для вашего будущего ребенка (пусть даже гипотетического), то из этой игры вы точно вышли победителем.
682
Первая аудитория