12 июля 1994 года, 31 год назад умер выдающийся церковный историк, просветитель, архимандрит Иннокентий (Просвирнин).
Мне повезло быть знакомым с этим замечательным человеком.
В 1991 году я, тогда еще студент и одновременно преподаватель школы «Ирмос» привез в Иосифо-Волоколамский монастырь группу своих учеников, где мы и встретились с архимандритом Иннокентием. Высокий, прямой, с очень выразительным лицом, пышной копной волос, чем-то похожий на философа Владимира Соловьева, он рассказал, что в монастыре есть музей Библии, после чего привел нас в обширное помещение с книжными шкафами и витринами вдоль стен и, вручив мне ключи от шкафов и витрин, сказал: «Открывайте всё, смотрите все, что вам интересно, минут через тридцать я приду» и исчез. Это было поразительно. Мы кинулись к шкафам, по рукам пошли Библии на самых разных языках, их смотрели, передавали друг другу.
Затем он появился и начал рассказывать. Говорил он недолго, но очень ярко, точно, глубоко и образно. Говорил о Библии в истории русской культуры, о славянском языке в системе межкультурных связей славянского мира, говорил так точно и просто, что все стояли не шевелясь. После этого он повел нас вдоль стен, показывая наиболее интересные экземпляры Библий, среди которых была Библия с иллюстрациями Сальвадора Дали и громадного размера двухтомная Библия французского издания в двух томах, удивительно иллюстрированная - иллюстрация была почти на каждой странице.
Потом я был у него в монастыре еще несколько раз. Было видно, как отец Иннокентий скучал по студентам, по аудитории, с каким вниманием он выслушивал вопросы, как подробно и увлекательно говорил. Он показал изданный им первый том «Русской Библии» (он готовил уникальный проект по изданию Геннадиевской Библии в 10 томах, но вышло только четыре и том иллюстраций), подробно рассказав о роли и значении Геннадиевской Библии, а также данного издания. В один из визитов он повел нас в Петропавловскую надвратную церковь. Оставив студентов в храме, он пригласил меня в алтарь, где стоял прямоугольный ящик. Когда он открыл его, в нем оказалось два черепа темного цвета. «Вот это, - он указал на один из черепов, - Андрей Рублев, а рядом Даниил Черный».
Я остолбенел. А он продолжал показывать святыни – тесло, которым работал преподобный Серафим Саровский и доску от иконы Андрея Рублева, что-то еще. После краткой экскурсии по монастырю он отвел нас в трапезную, где нам предложили скромный обед. Потом мы уехали, а через несколько месяцев я узнал о трагедии, случившейся с ним – весной 1994 года рабочие, которых он за пьянство выгнал из монастыря, проникли ночью в его келью, до полусмерти избили его и выбросили из окна, где на холоде он без сознания лежал до утра. В тяжелом состоянии его доставили в Москву. Я пытался его разыскать, но он сначала был в больнице, потом поехал на Афон и в Иерусалим…
Я пришел к нему проститься уже только на могилу в Новоспасский монастырь, обитель, где он провел последние месяцы жизни. Поразительное, невероятно глубокое впечатление, которое произвел на меня этот человек, сохраняется во мне и сегодня. Свою первую монографию («Взыскание Града. Эсхатологическая идея Града Небесного, Нового Иерусалима и ее отражение в общественной мысли, архитектуре и народной культуре Руси XIV-XVII веков». М., 1996) я посвятил его памяти.
Спустя много лет я был в Оптиной Пустыни. Мы сидели за столом с иеродиаконом Иллиодором. Я спросил, не знал ли он Иннокентия Просвирнина? Оказалось, не только знал, но и чрезвычайно почитал, как человека особых духовных дарований: «Однажды к нам в только что открытый монастырь приехала делегация из Троице-Сергиевой лавры, - рассказывал он, - Были в ней отец Кирилл (Павлов) и Иннокентий (Просвирнин). Поздним вечером я вышел из келейного корпуса и вдруг отчетливо увидел три бледных столпа света. Они поднимались откуда-то из за собора. Я побежал туда... За храмом стояли и беседовали старец Илий, старец Кирилл и Иннокентий и над каждым – столп света».
Помня о том, что эти люди сделали для Церкви, для тысяч людей, зная их духовный облик, в это можно поверить.
