Some SEO Title
Посты
Some SEO Title
График публикаций площадки
Всего 58 постов в 1 канале
Фан-кинотеатр «ИНТЕРЕСНОЕ КИНО» представляет премьеру финального третьего сезона «Игры в кальмара» в 4K!
Когда в 2021 году на Netflix вышел первый сезон «Игры в кальмара», никто, включая самого режиссера Хван Дон-хёка, не ожидал, что корейская антиутопия с детскими играми, превращенными в смертельные, станет самым популярным сериалом на стриминге. Антикапиталистическое шоу предлагало зрителям не только геометрически выверенную архитектуру кадра и яркие цвета, но и поставило диагноз целой эпохе: выживает не лучший, а тот, кто готов переступить через других.
Шоу попало в нерв времени и доказало, что Южная Корея способна лидировать на международной арене не только в авторском кино, бьюти-индустрии и музыке, но и делать популярные сериалы. Мир и раньше не был раем, но 2020-е — эпоха, когда множество кризисов и переломных событий сошлись в одной точке: экономическая и политическая нестабильность, пандемия, военные конфликты. Прошло четыре года, ситуация ухудшилась, и потребность в оптимизме превратилась в базовую настройку.
Первые два сезона «Игры в кальмара» выглядели кроваво, пессимистично и безнадежно. Третий же делает небольшой шаг в сторону и предлагает взглянуть на мир через более гуманистическую оптику.
Сон Ги-хун (Ли Джон-джэ) потерял друга Пак Чон-бэ (Ли Со-хван) в неудавшемся восстании, лишился сил и веры в то, что систему можно победить. Но отступать некуда, а до потенциальной свободы еще три испытания, которые по уровню стресса и изобретательности ничуть не уступают предыдущим играм. Прятки — кровавая разборка, где участникам впервые по заданию приходится взять в руки оружие и начать убивать друг друга. Скакалка — напряженное преодоление подвесного моста над пропастью, квеста в духе прыжков по стеклянным плитам из первого сезона. А финальный раунд, где герои перемещаются с одной гигантской платформы на другую и с помощью голосования решают, кого из них столкнуть вниз, превращается извращенную версию демократических выборов.
Первый неприятный сюрприз ждет зрителей уже во второй серии и на первом задании: героиня Пак Сон-хуна, Чо Хён-джу под номером 120, погибает от рук скамера-эгоиста (Им Щи-ван). Ее смерть воспринимается с особой грустью: она была эмпатичной, доброй, смелой, боролась до конца и умерла в теле, которое ненавидела. Но ключевым сюжетным поворотом становится другое. Во время испытания Ким Чжун-хи (Чо Ю-ри) под номером 222 рожает ребенка.
Охранница Кан Но-ыль (Пак Кю-ён) пытается сбежать с острова вместе с игроком 246 (Ли Джин-ук), которого пощадила, потому что до начала игр познакомилась с его умирающей дочкой. Полицейский Хван Чжун-хо (Ви Ха-джун) колесит на катере в поисках острова и становится карикатурным воплощением бессмысленной помощи правоохранительных органов. Но интереснее всего наблюдать за молчаливым противостоянием Ги-хуна и Фронтмена (Ли Бён-хон).
В финале была надежда, что нам наконец-то раскроют прошлое Фронтмена. Подробностей мы узнаем немного, но в главном убеждаемся: Хван Ин-хо когда-то пришел в игры ради беременной и тяжелобольной жены. Он тоже стал победителем, после чего не находил себе места. И если ведущий игр выбрал сторону зла, Ги-хун последовательно ему противостоял. В этом он оказывается сильнее Фронтмена, который ломается, наблюдая за финальным испытанием, и показывает, что когда-то тоже был хорошим человеком.
Малышка, появившаяся на свет посреди пыточной арены, становится центральным образом всей финальной главы. Ее рождение и введение в игру как полноценной участницы — это и чудо, и радикальный жест, и моральная развилка. Девочка не совершила никакого греха и не преследует выгоды, она противопоставлена отчаявшимся взрослым, готовым на всё ради денег. Большинство игроков не видят в новорожденной ничего, кроме помехи, опасаясь, что та незаслуженно получит весь призовой фонд. Ее готов убить даже родной отец. Но для Сон Ги-хуна этот ребенок — олицетворение добра, невинности и осязаемого будущего. Так первоначальная цель героя — помешать продолжению жестоких испытаний — сужается до задачи уберечь хотя бы одного маленького человека.
В мире «Игры в кальмара» действует жестокий принцип: этика и личная выгода непримиримы, помощь другим требует самопожертвования. Ги-хун всегда был способен на сочувствие, но в первом сезоне инстинкт выживания и жажда денег нередко брали верх, ведь именно азарт и долги затянули его в эту ловушку. Встреча с ребенком становится точкой невозврата, и его гнев трансформируется в христианское смирение. Он отказывается играть по логике «каждый сам за себя» и совершает акт чистого альтруизма. Но перед этим он произносит фразу: «Мы не лошади. Мы — люди. Люди — это…» Казалось бы, проходная реплика, отсылающая к разговору в лимузине между Фронтменом и Ги-хуном во втором сезоне. Однако именно эта оборванная мысль — один из главных ключей к пониманию философии всего сериала.
Сама концепция человечества намного сложнее топорного деления всех на хороших и плохих, злых и добрых, бедных и богатых. Это понятие полно противоречий и неоднозначности. Многие зрители недовольны тем, что до последнего испытания добрались неприятные, неприметные и жалкие персонажи. Но в этом и заключается высшая степень эмпатичности — проявить сочувствие даже к озлобленным, жестоким и отталкивающим героям. Встать на их место, попытаться понять их страх и отчаянное желание выжить любой ценой. Ведь именно способность к состраданию без разбора, к пониманию даже самых неприглядных проявлений человеческой природы и отличает подлинный гуманизм от его благодушной имитации.
При сильном желании в финальной части можно разглядеть пропаганду рождаемости (в Южной Корее этот показатель самый низкий в мире), но такое внимание режиссера к детям скорее подчеркивает идею ответственности старшего поколения за судьбу младших. Предыдущие сезоны доказывали, что утешительного финала в шоу об обществе, построенном на систематическом уничтожении человеческого достоинства, быть не может, но третья часть это опровергает.
Хаяо Миядзаки когда-то сказал: «Я законченный пессимист. Но если у кого-то из коллег рождается ребенок, все, что мне остается, — это пожелать ему счастливого будущего. Ведь ни у кого нет права говорить ребенку, что он не должен был рождаться в этом догорающем мире. И мы никак не можем ему помочь, разве что благословить его. Собственно, думая об этом, я и делаю свои фильмы». Хван Дон-хёк тоже не позволяет себе оставить зрителя с ощущением обреченности. Он дает нам крошечный, но неугасаемый огонек надежды: даже один человек с добрым сердцем может оказаться сильнее системы, которая пытается его уничтожить. И если вы честно сможете признать, что мир, который вы создаете своими поступками, безопасен для вашего будущего ребенка (пусть даже гипотетического), то из этой игры вы точно вышли победителем.
Когда в 2021 году на Netflix вышел первый сезон «Игры в кальмара», никто, включая самого режиссера Хван Дон-хёка, не ожидал, что корейская антиутопия с детскими играми, превращенными в смертельные, станет самым популярным сериалом на стриминге. Антикапиталистическое шоу предлагало зрителям не только геометрически выверенную архитектуру кадра и яркие цвета, но и поставило диагноз целой эпохе: выживает не лучший, а тот, кто готов переступить через других.
Шоу попало в нерв времени и доказало, что Южная Корея способна лидировать на международной арене не только в авторском кино, бьюти-индустрии и музыке, но и делать популярные сериалы. Мир и раньше не был раем, но 2020-е — эпоха, когда множество кризисов и переломных событий сошлись в одной точке: экономическая и политическая нестабильность, пандемия, военные конфликты. Прошло четыре года, ситуация ухудшилась, и потребность в оптимизме превратилась в базовую настройку.
Первые два сезона «Игры в кальмара» выглядели кроваво, пессимистично и безнадежно. Третий же делает небольшой шаг в сторону и предлагает взглянуть на мир через более гуманистическую оптику.
Сон Ги-хун (Ли Джон-джэ) потерял друга Пак Чон-бэ (Ли Со-хван) в неудавшемся восстании, лишился сил и веры в то, что систему можно победить. Но отступать некуда, а до потенциальной свободы еще три испытания, которые по уровню стресса и изобретательности ничуть не уступают предыдущим играм. Прятки — кровавая разборка, где участникам впервые по заданию приходится взять в руки оружие и начать убивать друг друга. Скакалка — напряженное преодоление подвесного моста над пропастью, квеста в духе прыжков по стеклянным плитам из первого сезона. А финальный раунд, где герои перемещаются с одной гигантской платформы на другую и с помощью голосования решают, кого из них столкнуть вниз, превращается извращенную версию демократических выборов.
Первый неприятный сюрприз ждет зрителей уже во второй серии и на первом задании: героиня Пак Сон-хуна, Чо Хён-джу под номером 120, погибает от рук скамера-эгоиста (Им Щи-ван). Ее смерть воспринимается с особой грустью: она была эмпатичной, доброй, смелой, боролась до конца и умерла в теле, которое ненавидела. Но ключевым сюжетным поворотом становится другое. Во время испытания Ким Чжун-хи (Чо Ю-ри) под номером 222 рожает ребенка.
Охранница Кан Но-ыль (Пак Кю-ён) пытается сбежать с острова вместе с игроком 246 (Ли Джин-ук), которого пощадила, потому что до начала игр познакомилась с его умирающей дочкой. Полицейский Хван Чжун-хо (Ви Ха-джун) колесит на катере в поисках острова и становится карикатурным воплощением бессмысленной помощи правоохранительных органов. Но интереснее всего наблюдать за молчаливым противостоянием Ги-хуна и Фронтмена (Ли Бён-хон).
В финале была надежда, что нам наконец-то раскроют прошлое Фронтмена. Подробностей мы узнаем немного, но в главном убеждаемся: Хван Ин-хо когда-то пришел в игры ради беременной и тяжелобольной жены. Он тоже стал победителем, после чего не находил себе места. И если ведущий игр выбрал сторону зла, Ги-хун последовательно ему противостоял. В этом он оказывается сильнее Фронтмена, который ломается, наблюдая за финальным испытанием, и показывает, что когда-то тоже был хорошим человеком.
Малышка, появившаяся на свет посреди пыточной арены, становится центральным образом всей финальной главы. Ее рождение и введение в игру как полноценной участницы — это и чудо, и радикальный жест, и моральная развилка. Девочка не совершила никакого греха и не преследует выгоды, она противопоставлена отчаявшимся взрослым, готовым на всё ради денег. Большинство игроков не видят в новорожденной ничего, кроме помехи, опасаясь, что та незаслуженно получит весь призовой фонд. Ее готов убить даже родной отец. Но для Сон Ги-хуна этот ребенок — олицетворение добра, невинности и осязаемого будущего. Так первоначальная цель героя — помешать продолжению жестоких испытаний — сужается до задачи уберечь хотя бы одного маленького человека.
В мире «Игры в кальмара» действует жестокий принцип: этика и личная выгода непримиримы, помощь другим требует самопожертвования. Ги-хун всегда был способен на сочувствие, но в первом сезоне инстинкт выживания и жажда денег нередко брали верх, ведь именно азарт и долги затянули его в эту ловушку. Встреча с ребенком становится точкой невозврата, и его гнев трансформируется в христианское смирение. Он отказывается играть по логике «каждый сам за себя» и совершает акт чистого альтруизма. Но перед этим он произносит фразу: «Мы не лошади. Мы — люди. Люди — это…» Казалось бы, проходная реплика, отсылающая к разговору в лимузине между Фронтменом и Ги-хуном во втором сезоне. Однако именно эта оборванная мысль — один из главных ключей к пониманию философии всего сериала.
Сама концепция человечества намного сложнее топорного деления всех на хороших и плохих, злых и добрых, бедных и богатых. Это понятие полно противоречий и неоднозначности. Многие зрители недовольны тем, что до последнего испытания добрались неприятные, неприметные и жалкие персонажи. Но в этом и заключается высшая степень эмпатичности — проявить сочувствие даже к озлобленным, жестоким и отталкивающим героям. Встать на их место, попытаться понять их страх и отчаянное желание выжить любой ценой. Ведь именно способность к состраданию без разбора, к пониманию даже самых неприглядных проявлений человеческой природы и отличает подлинный гуманизм от его благодушной имитации.
При сильном желании в финальной части можно разглядеть пропаганду рождаемости (в Южной Корее этот показатель самый низкий в мире), но такое внимание режиссера к детям скорее подчеркивает идею ответственности старшего поколения за судьбу младших. Предыдущие сезоны доказывали, что утешительного финала в шоу об обществе, построенном на систематическом уничтожении человеческого достоинства, быть не может, но третья часть это опровергает.
Хаяо Миядзаки когда-то сказал: «Я законченный пессимист. Но если у кого-то из коллег рождается ребенок, все, что мне остается, — это пожелать ему счастливого будущего. Ведь ни у кого нет права говорить ребенку, что он не должен был рождаться в этом догорающем мире. И мы никак не можем ему помочь, разве что благословить его. Собственно, думая об этом, я и делаю свои фильмы». Хван Дон-хёк тоже не позволяет себе оставить зрителя с ощущением обреченности. Он дает нам крошечный, но неугасаемый огонек надежды: даже один человек с добрым сердцем может оказаться сильнее системы, которая пытается его уничтожить. И если вы честно сможете признать, что мир, который вы создаете своими поступками, безопасен для вашего будущего ребенка (пусть даже гипотетического), то из этой игры вы точно вышли победителем.
Фан-кинотеатр «ИНТЕРЕСНОЕ КИНО» представляет премьеру финального третьего сезона «Игры в кальмара» в 4K!
Когда в 2021 году на Netflix вышел первый сезон «Игры в кальмара», никто, включая самого режиссера Хван Дон-хёка, не ожидал, что корейская антиутопия с детскими играми, превращенными в смертельные, станет самым популярным сериалом на стриминге. Антикапиталистическое шоу предлагало зрителям не только геометрически выверенную архитектуру кадра и яркие цвета, но и поставило диагноз целой эпохе: выживает не лучший, а тот, кто готов переступить через других.
Шоу попало в нерв времени и доказало, что Южная Корея способна лидировать на международной арене не только в авторском кино, бьюти-индустрии и музыке, но и делать популярные сериалы. Мир и раньше не был раем, но 2020-е — эпоха, когда множество кризисов и переломных событий сошлись в одной точке: экономическая и политическая нестабильность, пандемия, военные конфликты. Прошло четыре года, ситуация ухудшилась, и потребность в оптимизме превратилась в базовую настройку.
Первые два сезона «Игры в кальмара» выглядели кроваво, пессимистично и безнадежно. Третий же делает небольшой шаг в сторону и предлагает взглянуть на мир через более гуманистическую оптику.
Сон Ги-хун (Ли Джон-джэ) потерял друга Пак Чон-бэ (Ли Со-хван) в неудавшемся восстании, лишился сил и веры в то, что систему можно победить. Но отступать некуда, а до потенциальной свободы еще три испытания, которые по уровню стресса и изобретательности ничуть не уступают предыдущим играм. Прятки — кровавая разборка, где участникам впервые по заданию приходится взять в руки оружие и начать убивать друг друга. Скакалка — напряженное преодоление подвесного моста над пропастью, квеста в духе прыжков по стеклянным плитам из первого сезона. А финальный раунд, где герои перемещаются с одной гигантской платформы на другую и с помощью голосования решают, кого из них столкнуть вниз, превращается извращенную версию демократических выборов.
Первый неприятный сюрприз ждет зрителей уже во второй серии и на первом задании: героиня Пак Сон-хуна, Чо Хён-джу под номером 120, погибает от рук скамера-эгоиста (Им Щи-ван). Ее смерть воспринимается с особой грустью: она была эмпатичной, доброй, смелой, боролась до конца и умерла в теле, которое ненавидела. Но ключевым сюжетным поворотом становится другое. Во время испытания Ким Чжун-хи (Чо Ю-ри) под номером 222 рожает ребенка.
Охранница Кан Но-ыль (Пак Кю-ён) пытается сбежать с острова вместе с игроком 246 (Ли Джин-ук), которого пощадила, потому что до начала игр познакомилась с его умирающей дочкой. Полицейский Хван Чжун-хо (Ви Ха-джун) колесит на катере в поисках острова и становится карикатурным воплощением бессмысленной помощи правоохранительных органов. Но интереснее всего наблюдать за молчаливым противостоянием Ги-хуна и Фронтмена (Ли Бён-хон).
В финале была надежда, что нам наконец-то раскроют прошлое Фронтмена. Подробностей мы узнаем немного, но в главном убеждаемся: Хван Ин-хо когда-то пришел в игры ради беременной и тяжелобольной жены. Он тоже стал победителем, после чего не находил себе места. И если ведущий игр выбрал сторону зла, Ги-хун последовательно ему противостоял. В этом он оказывается сильнее Фронтмена, который ломается, наблюдая за финальным испытанием, и показывает, что когда-то тоже был хорошим человеком.
Малышка, появившаяся на свет посреди пыточной арены, становится центральным образом всей финальной главы. Ее рождение и введение в игру как полноценной участницы — это и чудо, и радикальный жест, и моральная развилка. Девочка не совершила никакого греха и не преследует выгоды, она противопоставлена отчаявшимся взрослым, готовым на всё ради денег. Большинство игроков не видят в новорожденной ничего, кроме помехи, опасаясь, что та незаслуженно получит весь призовой фонд. Ее готов убить даже родной отец. Но для Сон Ги-хуна этот ребенок — олицетворение добра, невинности и осязаемого будущего. Так первоначальная цель героя — помешать продолжению жестоких испытаний — сужается до задачи уберечь хотя бы одного маленького человека.
В мире «Игры в кальмара» действует жестокий принцип: этика и личная выгода непримиримы, помощь другим требует самопожертвования. Ги-хун всегда был способен на сочувствие, но в первом сезоне инстинкт выживания и жажда денег нередко брали верх, ведь именно азарт и долги затянули его в эту ловушку. Встреча с ребенком становится точкой невозврата, и его гнев трансформируется в христианское смирение. Он отказывается играть по логике «каждый сам за себя» и совершает акт чистого альтруизма. Но перед этим он произносит фразу: «Мы не лошади. Мы — люди. Люди — это…» Казалось бы, проходная реплика, отсылающая к разговору в лимузине между Фронтменом и Ги-хуном во втором сезоне. Однако именно эта оборванная мысль — один из главных ключей к пониманию философии всего сериала.
Сама концепция человечества намного сложнее топорного деления всех на хороших и плохих, злых и добрых, бедных и богатых. Это понятие полно противоречий и неоднозначности. Многие зрители недовольны тем, что до последнего испытания добрались неприятные, неприметные и жалкие персонажи. Но в этом и заключается высшая степень эмпатичности — проявить сочувствие даже к озлобленным, жестоким и отталкивающим героям. Встать на их место, попытаться понять их страх и отчаянное желание выжить любой ценой. Ведь именно способность к состраданию без разбора, к пониманию даже самых неприглядных проявлений человеческой природы и отличает подлинный гуманизм от его благодушной имитации.
При сильном желании в финальной части можно разглядеть пропаганду рождаемости (в Южной Корее этот показатель самый низкий в мире), но такое внимание режиссера к детям скорее подчеркивает идею ответственности старшего поколения за судьбу младших. Предыдущие сезоны доказывали, что утешительного финала в шоу об обществе, построенном на систематическом уничтожении человеческого достоинства, быть не может, но третья часть это опровергает.
Хаяо Миядзаки когда-то сказал: «Я законченный пессимист. Но если у кого-то из коллег рождается ребенок, все, что мне остается, — это пожелать ему счастливого будущего. Ведь ни у кого нет права говорить ребенку, что он не должен был рождаться в этом догорающем мире. И мы никак не можем ему помочь, разве что благословить его. Собственно, думая об этом, я и делаю свои фильмы». Хван Дон-хёк тоже не позволяет себе оставить зрителя с ощущением обреченности. Он дает нам крошечный, но неугасаемый огонек надежды: даже один человек с добрым сердцем может оказаться сильнее системы, которая пытается его уничтожить. И если вы честно сможете признать, что мир, который вы создаете своими поступками, безопасен для вашего будущего ребенка (пусть даже гипотетического), то из этой игры вы точно вышли победителем.
Когда в 2021 году на Netflix вышел первый сезон «Игры в кальмара», никто, включая самого режиссера Хван Дон-хёка, не ожидал, что корейская антиутопия с детскими играми, превращенными в смертельные, станет самым популярным сериалом на стриминге. Антикапиталистическое шоу предлагало зрителям не только геометрически выверенную архитектуру кадра и яркие цвета, но и поставило диагноз целой эпохе: выживает не лучший, а тот, кто готов переступить через других.
Шоу попало в нерв времени и доказало, что Южная Корея способна лидировать на международной арене не только в авторском кино, бьюти-индустрии и музыке, но и делать популярные сериалы. Мир и раньше не был раем, но 2020-е — эпоха, когда множество кризисов и переломных событий сошлись в одной точке: экономическая и политическая нестабильность, пандемия, военные конфликты. Прошло четыре года, ситуация ухудшилась, и потребность в оптимизме превратилась в базовую настройку.
Первые два сезона «Игры в кальмара» выглядели кроваво, пессимистично и безнадежно. Третий же делает небольшой шаг в сторону и предлагает взглянуть на мир через более гуманистическую оптику.
Сон Ги-хун (Ли Джон-джэ) потерял друга Пак Чон-бэ (Ли Со-хван) в неудавшемся восстании, лишился сил и веры в то, что систему можно победить. Но отступать некуда, а до потенциальной свободы еще три испытания, которые по уровню стресса и изобретательности ничуть не уступают предыдущим играм. Прятки — кровавая разборка, где участникам впервые по заданию приходится взять в руки оружие и начать убивать друг друга. Скакалка — напряженное преодоление подвесного моста над пропастью, квеста в духе прыжков по стеклянным плитам из первого сезона. А финальный раунд, где герои перемещаются с одной гигантской платформы на другую и с помощью голосования решают, кого из них столкнуть вниз, превращается извращенную версию демократических выборов.
Первый неприятный сюрприз ждет зрителей уже во второй серии и на первом задании: героиня Пак Сон-хуна, Чо Хён-джу под номером 120, погибает от рук скамера-эгоиста (Им Щи-ван). Ее смерть воспринимается с особой грустью: она была эмпатичной, доброй, смелой, боролась до конца и умерла в теле, которое ненавидела. Но ключевым сюжетным поворотом становится другое. Во время испытания Ким Чжун-хи (Чо Ю-ри) под номером 222 рожает ребенка.
Охранница Кан Но-ыль (Пак Кю-ён) пытается сбежать с острова вместе с игроком 246 (Ли Джин-ук), которого пощадила, потому что до начала игр познакомилась с его умирающей дочкой. Полицейский Хван Чжун-хо (Ви Ха-джун) колесит на катере в поисках острова и становится карикатурным воплощением бессмысленной помощи правоохранительных органов. Но интереснее всего наблюдать за молчаливым противостоянием Ги-хуна и Фронтмена (Ли Бён-хон).
В финале была надежда, что нам наконец-то раскроют прошлое Фронтмена. Подробностей мы узнаем немного, но в главном убеждаемся: Хван Ин-хо когда-то пришел в игры ради беременной и тяжелобольной жены. Он тоже стал победителем, после чего не находил себе места. И если ведущий игр выбрал сторону зла, Ги-хун последовательно ему противостоял. В этом он оказывается сильнее Фронтмена, который ломается, наблюдая за финальным испытанием, и показывает, что когда-то тоже был хорошим человеком.
Малышка, появившаяся на свет посреди пыточной арены, становится центральным образом всей финальной главы. Ее рождение и введение в игру как полноценной участницы — это и чудо, и радикальный жест, и моральная развилка. Девочка не совершила никакого греха и не преследует выгоды, она противопоставлена отчаявшимся взрослым, готовым на всё ради денег. Большинство игроков не видят в новорожденной ничего, кроме помехи, опасаясь, что та незаслуженно получит весь призовой фонд. Ее готов убить даже родной отец. Но для Сон Ги-хуна этот ребенок — олицетворение добра, невинности и осязаемого будущего. Так первоначальная цель героя — помешать продолжению жестоких испытаний — сужается до задачи уберечь хотя бы одного маленького человека.
В мире «Игры в кальмара» действует жестокий принцип: этика и личная выгода непримиримы, помощь другим требует самопожертвования. Ги-хун всегда был способен на сочувствие, но в первом сезоне инстинкт выживания и жажда денег нередко брали верх, ведь именно азарт и долги затянули его в эту ловушку. Встреча с ребенком становится точкой невозврата, и его гнев трансформируется в христианское смирение. Он отказывается играть по логике «каждый сам за себя» и совершает акт чистого альтруизма. Но перед этим он произносит фразу: «Мы не лошади. Мы — люди. Люди — это…» Казалось бы, проходная реплика, отсылающая к разговору в лимузине между Фронтменом и Ги-хуном во втором сезоне. Однако именно эта оборванная мысль — один из главных ключей к пониманию философии всего сериала.
Сама концепция человечества намного сложнее топорного деления всех на хороших и плохих, злых и добрых, бедных и богатых. Это понятие полно противоречий и неоднозначности. Многие зрители недовольны тем, что до последнего испытания добрались неприятные, неприметные и жалкие персонажи. Но в этом и заключается высшая степень эмпатичности — проявить сочувствие даже к озлобленным, жестоким и отталкивающим героям. Встать на их место, попытаться понять их страх и отчаянное желание выжить любой ценой. Ведь именно способность к состраданию без разбора, к пониманию даже самых неприглядных проявлений человеческой природы и отличает подлинный гуманизм от его благодушной имитации.
При сильном желании в финальной части можно разглядеть пропаганду рождаемости (в Южной Корее этот показатель самый низкий в мире), но такое внимание режиссера к детям скорее подчеркивает идею ответственности старшего поколения за судьбу младших. Предыдущие сезоны доказывали, что утешительного финала в шоу об обществе, построенном на систематическом уничтожении человеческого достоинства, быть не может, но третья часть это опровергает.
Хаяо Миядзаки когда-то сказал: «Я законченный пессимист. Но если у кого-то из коллег рождается ребенок, все, что мне остается, — это пожелать ему счастливого будущего. Ведь ни у кого нет права говорить ребенку, что он не должен был рождаться в этом догорающем мире. И мы никак не можем ему помочь, разве что благословить его. Собственно, думая об этом, я и делаю свои фильмы». Хван Дон-хёк тоже не позволяет себе оставить зрителя с ощущением обреченности. Он дает нам крошечный, но неугасаемый огонек надежды: даже один человек с добрым сердцем может оказаться сильнее системы, которая пытается его уничтожить. И если вы честно сможете признать, что мир, который вы создаете своими поступками, безопасен для вашего будущего ребенка (пусть даже гипотетического), то из этой игры вы точно вышли победителем.
Это винтаж, детка. Эпоха видеокассет передаёт привет из времён твоего бати 📼
Coca-Cola выпустила посвященный настоящим фанатам рекламный ролик в честь их новой коллаборации со "Звёздными войнами".
Когда косплей превратился в жизнь.
Когда косплей превратился в жизнь.
Фан-кинотеатр "ИНТЕРЕСНОЕ КИНО" представляет шедевр Дэвида Линча "Малхолланд Драйв".
Газета The New York Times поставила эту картину на ВТОРОЕ место в рейтинге ТОП-100 лучших фильмов XXI века, которую издание составило при помощи нескольких десятков голливудских режиссеров, актеров и других кинематографистов (возглавили его "Паразиты").
Нормально пересказать сюжет "Малхолланд Драйва" вряд ли получится, не очень хочется, да и не нужно. Ну в самом деле, что нам скажет очередная история-перевертыш, в которой есть женщины-двойники, столкновение реальности и фантазии, загадочный человек-монстр. Это было и в "Шоссе в никуда", и в той же "Внутренней империи".
Куда интереснее, что этот фильм, без оговорок, самый знаменитый у Линча, разбил зрительский стереотип о том, что у каждого кино, пусть даже самого вычурного, должна быть своя разгадка. Даже сам режиссер, старый хитрец, утверждал, что это вполне логичное кино, и даже приложил к DVD список идиотских подсказок для понимания, например: "Обратите внимание на появления красного абажура".
Конечно, для "Малхолланд-драйва" несложно подобрать трактовку. Скажем, например, первая половина фильма — это просто фантазия сквозь сон актрисы-неудачницы Камиллы Роудс (Лора Хэрринг), которая растеряла весь свой талант и амбиции, и завидует Дайане (Наоми Уоттс), успешной и богатой. Все странности в фильме можно списать на авторский стиль и символизм. Но вот что толку от этой довольно поверхностной разгадки. Кино вообще основано на эффекте неожиданности от того, что тебе покажут следующим кадром. И "Малхолланд Драйв", как эталонное непознаваемое произведение, в общем-то, победило кинематограф в самом начале XXI века, в 2001 году. Зачем дальше смотреть фильмы, если мы до сих пор не поняли до конца, о чем же "Малхолланд Драйв"?
Идея проекта под постучалась к Линчу в двери еще на заре 1990-х. В то время Дэвид вместе с соратником Марком Фростом как раз отправлял спецагента ФБР Дэйла Купера в маленький городок, затерянный среди сосен и гор для расследования убийства Лоры Палмер.
И "Малхолланд Драйв" задумывался именно как продолжение "Твин Пикс": влюбленной в Купера школьнице Одри Хорн предстояло стать актрисой и покорить Голливуд. С учетом того, что артистка Шерилин Фенн выглядела как роковая красотка из классических нуаров, в подобном формате грядущий сериал казался перспективной затеей. Однако все вышло иначе.
Линч занимался другими картинами. Контуры "Малхолланда" постепенно стирались из его памяти. В середине 1990-х он попробовал воскресить их. Безуспешно. Вскоре от проекта осталось лишь название. Которое, правда, ослепительно сияло в сознании Линча путеводным маяком и не давало ему окончательно поставить на сериале крест. С легкой руки агента по фамилии Кранц в 1998 году Дэвид возобновил работу над "Малхолландом" (агент просто предложил ему попытаться) и даже написал относительно внятный синопсис для боссов телевизионной сети ABC.
Идея о девушке, мечтающей о славе в Голливуде, никуда не делась. Но у начинающей артистки появилась компаньонка, звездная актриса, которая из-за несчастного случая теряет память. Продюсеры купились и выделили Линчу бюджет, несмотря на то, что слава Дэвида как автора хитовых сериалов уже потускнела.
Публика не оценила его шоу "Номер в отеле" и "В прямом эфире", да и "Твин Пикс" в отсутствие Линча свернул не туда. Но он по-прежнему был уникальным художником, способным создать ни на что не похожее произведение. И пилоту "Малхолланда" официально дали зеленый свет: руководство ABC одобрило сценарий и заказало 7 эпизодов.
Ключевой фактор успеха любого фильма Дэвида Линча – духовное родство режиссера и материала. На съемках "Дюны" (1984), например, таким родством и не пахло. Неудивительно, что результат оказался плачевным. Зато "Синий бархат" (1986) сразу занял привилегированное место в сердце постановщика, стоило песне Blue Velvet навеять ему нужные образы. Ночная улица маленького городка, автомобиль, девушка с броским макияжем… Аналогичные видения посетили Линча и во время размышлений над "Малхолландом": по темному шоссе ехала машина, из мрака выплывали дорожные указатели, мерцающие огни фар вгрызались в беспросветную ночь…
"Вместе с идеей приходят вдохновение, энергия, заставляют тебя пылать, – говорил Линч. – Сначала идея кажется маленькой. Потом она растет, и вы видите ее во всей красе. Затем она отправляется в банк вашей памяти, так что вы можете исследовать ее дальше. Она очень цельная. Как семечко. Дерево на самом деле там уже есть, хотя оно пока и не совсем дерево. Просто оно хочет им стать".
На первых порах Линчу везло. Съемки проходили отлично. В меру серьезно, в меру комично, в меру сюрреалистично. Словом, как всегда у Дэвида. Он контролировал творческий процесс и утверждал на главные роли актеров вне зависимости от их известности и кассового потенциала. Наивную простушку Бетти, которая в погоне за мечтой приезжает в Лос-Анджелес из американской глухомани, сыграла Наоми Уоттс. До "Звонка" оставался год, и актриса лихорадочно носилась по кастингам, пытаясь ухватить за хвост птицу удачи.
На звездный статус не претендовала и Лаура Хэрринг – ее героиня Рита оказалась той самой загадочной незнакомкой с амнезией. Джастину Теру, исполнителю роли режиссера Адама, тоже не снились лавры Брэда Питта… Но все были на своих местах. Все были довольны. А значит, и Линч находился на верном пути. По крайней мере, до определенного момента.
Работу над замечательным проектом омрачала одна досадная обязанность, навязанная Линчу сверху. Ему требовалось регулярно направлять отснятый материал на ознакомление руководству студии. Разумеется, в черновых дублях трудно разглядеть неординарные режиссерские решения. Продюсеры были уверены, что смогут отделить зерна от плевел. Но прогадали. И утратили веру в "Малхолланд" задолго до завершения съемок.
"Они отсматривают весь этот материал и от увиденного впадают в панику или в депрессию – в общем, сильно переживают, – с улыбкой вспоминал Линч. Хотя в то время ему явно было не до смеха. – Если бы они увидели то же самое в смонтированном виде, они, возможно, были бы просто счастливы. Особенно если бы до этого не видели все эти неудачные дубли и вообще все, что теперь настраивает их на критический лад… В итоге они уже не в состоянии оценить что-то по-настоящему новое".
Как бы то ни было, Линча переполняла решимость довести начатое до логического финала. Режиссер уверял, что в хронометраже его никто не ограничивал. Поэтому он удивился и возмутился, когда от него потребовали вырезать из двухчасовой версии пилота 32 минуты. Нельзя, дескать, забивать эфир исключительно его творением – надо выделить место и для рекламы.
Режиссер предложил разбить изначальный вариант на 2 серии и превратить в пилот только первый час. Эту затею встретили в штыки. Разъяренному Линчу ничего не оставалось, кроме как вернуться к монтажу, чувствуя себя настоящим мясником. В итоге родилась изуродованная версия с нужной продолжительностью 88 минут, но без прежней атмосферы, важных событий и диалогов. Она даже распространилась на видеокассетах, и Линч мог лишь пожалеть тех несчастных, кто знакомился с фильмом в неполноценном варианте, еще и в ужасающем качестве.
Итак, ни один из форматов пилота, предложенных Линчем, AMC не устроил. Проект был закрыт. Но парадоксальным образом его жизнь в это время только начиналась. "Малхолланд Драйв" мертв – да здравствует "Малхолланд Драйв"!
"То, что случилось с «Малхолланд Драйвом», было прекрасно, – считает Линч. – Фильм прошел долгий путь, чтоб стать тем, чем он в итоге стал. Я не знаю, как так сложилось… Может, так и было предначертано".
В изначально задуманной версии сериал приказал долго жить. Линч даже обрадовался, что искромсанный пилот не увидит свет на ТВ: пусть лучше история вообще заглохнет, чем доберется до широкого зрителя в искаженном, испохабленном виде. Однако нашелся энтузиаст, решивший, что "Малхолланд" достоин большего – возрождения в виде полнометражной ленты.
Этим человеком стал Пьер Эдельман, друг Линча со студии "Канал Плюс". Удивительно, но ему приглянулся даже кастрированный "Малхолланд", тот, который его создатель люто ненавидел. Имея шанс превратить его в нечто куда более впечатляющее, Эдельман вцепился в эту возможность мертвой хваткой.
Спустя год после катастрофы с ABC права на забракованный пилот перешли к StudioCanal+ за кругленькую сумму в $7 млн. Юридические формальности были улажены. Но "Драйв" по-прежнему переживал кризис. Во-первых, возникли серьезные проблемы с декорациями, костюмами и реквизитом. После съёмок пилота что-то потеряли, что-то испортили – художник-постановщик Джек Фиск рвал на голове волосы от отчаяния.
Во-вторых, и сам Линч не мог похвастаться особым вдохновением. Он понимал, что создавал "Малхолланд" по другим законам, чем классический полнометражный фильм. Персонажные и сюжетные арки лишь намечались, ни одна из них не имела полноценного развития. И Дэвид чуть с ума не сошел, пытаясь выкрутиться из затруднительного положения.
На помощь пришла медитация. Однажды Линч просто расслабился, принял удобную позу, задумался о происходящем в фильме – и мигом осознал, как связать отдельные нити в целостное произведение. Это озарение было не единственным, но именно оно оказалось самым важным. Режиссер вновь поверил в себя. И вернулся на съёмочную площадку.
За семнадцать дней они с командой досняли недостающие эпизоды, в том числе – пикантного характера (в новой версии "Драйва" появилась любовная линия двух актрис с постельными сценами). После того как Линч завершил работу в монтажной, продолжительность ленты составила 147 минут. И теперь никто не мог отнять у режиссера ни секунды.
Эта картина – о чем она вообще? Неужели Линчу и впрямь удалось невозможное – ужать потенциальный сериал из 7 эпизодов до одного фильма, не пожертвовав смыслом и сохранив логику повествования? Разумеется, все относительно. Верный себе Дэвид, конечно, не потрудился кому-либо что-либо объяснять. А если и объяснял – скорее запутывал, чем прочищал мозги. Поэтому будем разбираться самостоятельно, не забывая, что ни одна из трактовок не является истиной в последней инстанции.
Возможно, кому-то хотелось бы верить, что хитрюга Дэвид Линч обвел всех вокруг пальца: наспех докрутил недоделанный пилот, затуманил сюжетные нестыковки расплывчатыми сновидениями, загипнотизировал критиков изысканной эстетикой нуара, а в итоге увез из Канн приз за лучшую режиссуру. Однако заложенные в "Малхолланд Драйв" идеи предельно точны и конкретны – никакая игра с нарративом этого не изменит.
Если бы Линч снимал "Однажды в Голливуде", он выглядел бы именно так. Это некое кривое зеркало, в котором зрители, актеры, режиссеры любуются идеализированными представлениями о работе в кино, не подозревая, что в реальности она влечет за собой душевную (а нередко и физическую) боль, хаос, разочарование. Тоску по утраченной невинности.
"Малхолланд Драйв" бесцеремонно лишает зрителя ощущения комфорта, словно выбивает из-под него табуретку. В твое жилище проникает незнакомец (аналогичную ситуацию мы видели в "Синем бархате") – и ты больше не чувствуешь себя в безопасности. По улицам Города ангелов расхаживает самый настоящий демон, сводящий людей с ума. Повсюду мусор, зной, ночные кошмары и сумрачные видения. Такова реальность, а мечты о голливудском лоске – лишь иллюзия: это блестяще символизирует эпизод в клубе "Силенсио", где исполнители и музыка существуют сами по себе.
Линч не разбивает веру в эту иллюзию, но дает нам шанс сделать выбор. Прямо как в "Матрице": одна таблетка – горькая правда, другая – сладкая ложь… Если кто-то пожелает проснуться – режиссер не станет препятствовать. Грохот пистолетного выстрела будит вернее самых громких будильников. А если вы сочтете грезой вторую, мрачную часть фильма и зацепитесь за радужное настоящее восторженной Бетти, Линч охотно споет вам умиротворяющую колыбельную. Crying или In Dreams – принимаются любые заявки.
Газета The New York Times поставила эту картину на ВТОРОЕ место в рейтинге ТОП-100 лучших фильмов XXI века, которую издание составило при помощи нескольких десятков голливудских режиссеров, актеров и других кинематографистов (возглавили его "Паразиты").
Нормально пересказать сюжет "Малхолланд Драйва" вряд ли получится, не очень хочется, да и не нужно. Ну в самом деле, что нам скажет очередная история-перевертыш, в которой есть женщины-двойники, столкновение реальности и фантазии, загадочный человек-монстр. Это было и в "Шоссе в никуда", и в той же "Внутренней империи".
Куда интереснее, что этот фильм, без оговорок, самый знаменитый у Линча, разбил зрительский стереотип о том, что у каждого кино, пусть даже самого вычурного, должна быть своя разгадка. Даже сам режиссер, старый хитрец, утверждал, что это вполне логичное кино, и даже приложил к DVD список идиотских подсказок для понимания, например: "Обратите внимание на появления красного абажура".
Конечно, для "Малхолланд-драйва" несложно подобрать трактовку. Скажем, например, первая половина фильма — это просто фантазия сквозь сон актрисы-неудачницы Камиллы Роудс (Лора Хэрринг), которая растеряла весь свой талант и амбиции, и завидует Дайане (Наоми Уоттс), успешной и богатой. Все странности в фильме можно списать на авторский стиль и символизм. Но вот что толку от этой довольно поверхностной разгадки. Кино вообще основано на эффекте неожиданности от того, что тебе покажут следующим кадром. И "Малхолланд Драйв", как эталонное непознаваемое произведение, в общем-то, победило кинематограф в самом начале XXI века, в 2001 году. Зачем дальше смотреть фильмы, если мы до сих пор не поняли до конца, о чем же "Малхолланд Драйв"?
Идея проекта под постучалась к Линчу в двери еще на заре 1990-х. В то время Дэвид вместе с соратником Марком Фростом как раз отправлял спецагента ФБР Дэйла Купера в маленький городок, затерянный среди сосен и гор для расследования убийства Лоры Палмер.
И "Малхолланд Драйв" задумывался именно как продолжение "Твин Пикс": влюбленной в Купера школьнице Одри Хорн предстояло стать актрисой и покорить Голливуд. С учетом того, что артистка Шерилин Фенн выглядела как роковая красотка из классических нуаров, в подобном формате грядущий сериал казался перспективной затеей. Однако все вышло иначе.
Линч занимался другими картинами. Контуры "Малхолланда" постепенно стирались из его памяти. В середине 1990-х он попробовал воскресить их. Безуспешно. Вскоре от проекта осталось лишь название. Которое, правда, ослепительно сияло в сознании Линча путеводным маяком и не давало ему окончательно поставить на сериале крест. С легкой руки агента по фамилии Кранц в 1998 году Дэвид возобновил работу над "Малхолландом" (агент просто предложил ему попытаться) и даже написал относительно внятный синопсис для боссов телевизионной сети ABC.
Идея о девушке, мечтающей о славе в Голливуде, никуда не делась. Но у начинающей артистки появилась компаньонка, звездная актриса, которая из-за несчастного случая теряет память. Продюсеры купились и выделили Линчу бюджет, несмотря на то, что слава Дэвида как автора хитовых сериалов уже потускнела.
Публика не оценила его шоу "Номер в отеле" и "В прямом эфире", да и "Твин Пикс" в отсутствие Линча свернул не туда. Но он по-прежнему был уникальным художником, способным создать ни на что не похожее произведение. И пилоту "Малхолланда" официально дали зеленый свет: руководство ABC одобрило сценарий и заказало 7 эпизодов.
Ключевой фактор успеха любого фильма Дэвида Линча – духовное родство режиссера и материала. На съемках "Дюны" (1984), например, таким родством и не пахло. Неудивительно, что результат оказался плачевным. Зато "Синий бархат" (1986) сразу занял привилегированное место в сердце постановщика, стоило песне Blue Velvet навеять ему нужные образы. Ночная улица маленького городка, автомобиль, девушка с броским макияжем… Аналогичные видения посетили Линча и во время размышлений над "Малхолландом": по темному шоссе ехала машина, из мрака выплывали дорожные указатели, мерцающие огни фар вгрызались в беспросветную ночь…
"Вместе с идеей приходят вдохновение, энергия, заставляют тебя пылать, – говорил Линч. – Сначала идея кажется маленькой. Потом она растет, и вы видите ее во всей красе. Затем она отправляется в банк вашей памяти, так что вы можете исследовать ее дальше. Она очень цельная. Как семечко. Дерево на самом деле там уже есть, хотя оно пока и не совсем дерево. Просто оно хочет им стать".
На первых порах Линчу везло. Съемки проходили отлично. В меру серьезно, в меру комично, в меру сюрреалистично. Словом, как всегда у Дэвида. Он контролировал творческий процесс и утверждал на главные роли актеров вне зависимости от их известности и кассового потенциала. Наивную простушку Бетти, которая в погоне за мечтой приезжает в Лос-Анджелес из американской глухомани, сыграла Наоми Уоттс. До "Звонка" оставался год, и актриса лихорадочно носилась по кастингам, пытаясь ухватить за хвост птицу удачи.
На звездный статус не претендовала и Лаура Хэрринг – ее героиня Рита оказалась той самой загадочной незнакомкой с амнезией. Джастину Теру, исполнителю роли режиссера Адама, тоже не снились лавры Брэда Питта… Но все были на своих местах. Все были довольны. А значит, и Линч находился на верном пути. По крайней мере, до определенного момента.
Работу над замечательным проектом омрачала одна досадная обязанность, навязанная Линчу сверху. Ему требовалось регулярно направлять отснятый материал на ознакомление руководству студии. Разумеется, в черновых дублях трудно разглядеть неординарные режиссерские решения. Продюсеры были уверены, что смогут отделить зерна от плевел. Но прогадали. И утратили веру в "Малхолланд" задолго до завершения съемок.
"Они отсматривают весь этот материал и от увиденного впадают в панику или в депрессию – в общем, сильно переживают, – с улыбкой вспоминал Линч. Хотя в то время ему явно было не до смеха. – Если бы они увидели то же самое в смонтированном виде, они, возможно, были бы просто счастливы. Особенно если бы до этого не видели все эти неудачные дубли и вообще все, что теперь настраивает их на критический лад… В итоге они уже не в состоянии оценить что-то по-настоящему новое".
Как бы то ни было, Линча переполняла решимость довести начатое до логического финала. Режиссер уверял, что в хронометраже его никто не ограничивал. Поэтому он удивился и возмутился, когда от него потребовали вырезать из двухчасовой версии пилота 32 минуты. Нельзя, дескать, забивать эфир исключительно его творением – надо выделить место и для рекламы.
Режиссер предложил разбить изначальный вариант на 2 серии и превратить в пилот только первый час. Эту затею встретили в штыки. Разъяренному Линчу ничего не оставалось, кроме как вернуться к монтажу, чувствуя себя настоящим мясником. В итоге родилась изуродованная версия с нужной продолжительностью 88 минут, но без прежней атмосферы, важных событий и диалогов. Она даже распространилась на видеокассетах, и Линч мог лишь пожалеть тех несчастных, кто знакомился с фильмом в неполноценном варианте, еще и в ужасающем качестве.
Итак, ни один из форматов пилота, предложенных Линчем, AMC не устроил. Проект был закрыт. Но парадоксальным образом его жизнь в это время только начиналась. "Малхолланд Драйв" мертв – да здравствует "Малхолланд Драйв"!
"То, что случилось с «Малхолланд Драйвом», было прекрасно, – считает Линч. – Фильм прошел долгий путь, чтоб стать тем, чем он в итоге стал. Я не знаю, как так сложилось… Может, так и было предначертано".
В изначально задуманной версии сериал приказал долго жить. Линч даже обрадовался, что искромсанный пилот не увидит свет на ТВ: пусть лучше история вообще заглохнет, чем доберется до широкого зрителя в искаженном, испохабленном виде. Однако нашелся энтузиаст, решивший, что "Малхолланд" достоин большего – возрождения в виде полнометражной ленты.
Этим человеком стал Пьер Эдельман, друг Линча со студии "Канал Плюс". Удивительно, но ему приглянулся даже кастрированный "Малхолланд", тот, который его создатель люто ненавидел. Имея шанс превратить его в нечто куда более впечатляющее, Эдельман вцепился в эту возможность мертвой хваткой.
Спустя год после катастрофы с ABC права на забракованный пилот перешли к StudioCanal+ за кругленькую сумму в $7 млн. Юридические формальности были улажены. Но "Драйв" по-прежнему переживал кризис. Во-первых, возникли серьезные проблемы с декорациями, костюмами и реквизитом. После съёмок пилота что-то потеряли, что-то испортили – художник-постановщик Джек Фиск рвал на голове волосы от отчаяния.
Во-вторых, и сам Линч не мог похвастаться особым вдохновением. Он понимал, что создавал "Малхолланд" по другим законам, чем классический полнометражный фильм. Персонажные и сюжетные арки лишь намечались, ни одна из них не имела полноценного развития. И Дэвид чуть с ума не сошел, пытаясь выкрутиться из затруднительного положения.
На помощь пришла медитация. Однажды Линч просто расслабился, принял удобную позу, задумался о происходящем в фильме – и мигом осознал, как связать отдельные нити в целостное произведение. Это озарение было не единственным, но именно оно оказалось самым важным. Режиссер вновь поверил в себя. И вернулся на съёмочную площадку.
За семнадцать дней они с командой досняли недостающие эпизоды, в том числе – пикантного характера (в новой версии "Драйва" появилась любовная линия двух актрис с постельными сценами). После того как Линч завершил работу в монтажной, продолжительность ленты составила 147 минут. И теперь никто не мог отнять у режиссера ни секунды.
Эта картина – о чем она вообще? Неужели Линчу и впрямь удалось невозможное – ужать потенциальный сериал из 7 эпизодов до одного фильма, не пожертвовав смыслом и сохранив логику повествования? Разумеется, все относительно. Верный себе Дэвид, конечно, не потрудился кому-либо что-либо объяснять. А если и объяснял – скорее запутывал, чем прочищал мозги. Поэтому будем разбираться самостоятельно, не забывая, что ни одна из трактовок не является истиной в последней инстанции.
Возможно, кому-то хотелось бы верить, что хитрюга Дэвид Линч обвел всех вокруг пальца: наспех докрутил недоделанный пилот, затуманил сюжетные нестыковки расплывчатыми сновидениями, загипнотизировал критиков изысканной эстетикой нуара, а в итоге увез из Канн приз за лучшую режиссуру. Однако заложенные в "Малхолланд Драйв" идеи предельно точны и конкретны – никакая игра с нарративом этого не изменит.
Если бы Линч снимал "Однажды в Голливуде", он выглядел бы именно так. Это некое кривое зеркало, в котором зрители, актеры, режиссеры любуются идеализированными представлениями о работе в кино, не подозревая, что в реальности она влечет за собой душевную (а нередко и физическую) боль, хаос, разочарование. Тоску по утраченной невинности.
"Малхолланд Драйв" бесцеремонно лишает зрителя ощущения комфорта, словно выбивает из-под него табуретку. В твое жилище проникает незнакомец (аналогичную ситуацию мы видели в "Синем бархате") – и ты больше не чувствуешь себя в безопасности. По улицам Города ангелов расхаживает самый настоящий демон, сводящий людей с ума. Повсюду мусор, зной, ночные кошмары и сумрачные видения. Такова реальность, а мечты о голливудском лоске – лишь иллюзия: это блестяще символизирует эпизод в клубе "Силенсио", где исполнители и музыка существуют сами по себе.
Линч не разбивает веру в эту иллюзию, но дает нам шанс сделать выбор. Прямо как в "Матрице": одна таблетка – горькая правда, другая – сладкая ложь… Если кто-то пожелает проснуться – режиссер не станет препятствовать. Грохот пистолетного выстрела будит вернее самых громких будильников. А если вы сочтете грезой вторую, мрачную часть фильма и зацепитесь за радужное настоящее восторженной Бетти, Линч охотно споет вам умиротворяющую колыбельную. Crying или In Dreams – принимаются любые заявки.
