Посты

АЛЕКСАНДР БЛОК: ОТДЕЛЯЕМ МИФЫ ОТ ФАКТОВ

Если сравнивать с другими поэтами Серебряного века, кажется, что творчество и биография Блока исследованы наиболее полно. Но это только на первый взгляд. Даже спустя 100 лет после смерти поэта его записные книжки и дневники не опубликованы полностью, и многое еще предстоит узнать. Фигура Блока противоречива: тонкий лирик и певец революции, рыцарь Прекрасной Дамы и посетитель публичных домов. Все это порождало различные слухи и легенды. Блок был не просто поэтом, но поэтом-символистом и, как все символисты, стремился к жизнетворчеству, то есть хотел воплощать в жизнь то, о чем писал, достраивая действительность и делая ее продолжением литературного текста. Жена поэта Любовь Дмитриевна Блок (урожденная Менделеева) назвала свои воспоминания «И были, и небылицы о Блоке и о себе» — это довольно метко описывает жизнь ее мужа. Разбираемся, как отличить одно от другого и где правда, а где вымысел.

Легенда 1. Блок считал свою жену Прекрасной Дамой, поэтому с ней не спал, а ходил в бордели
Вердикт: это правда.

«Стихи о Прекрасной Даме» — название первой книги стихов Блока, изданной в 1905 году. Прототипом Прекрасной Дамы действительно была будущая жена поэта и дочь известного химика Дмитрия Менделеева. Блок находился под влиянием идей русского философа Владимира Соловьева: согласно его учению, так называемой софиологии, гармонию в мир должна принести, воплотившись в человека, София, душа мира, или вечная женственность. Именно таким земным воплощением Софии Блок считал Любовь Дмитриевну, жившую в соседнем поместье Боблово под Москвой. Они познакомились, когда ей было 16, поженились в ее почти 22 года. Через несколько лет после знакомства Блок решил, что именно она и есть воплощение Софии. Менделееву это крайне смущало:
«Мне вдруг совершенно неожиданно и безо всякого повода ни с Вашей, ни с моей стороны стало ново — до чего мы чужды друг другу, до чего Вы меня не понимаете. Ведь Вы смотрите на меня как на какую-то отвлеченную идею; Вы навоображали обо мне всяких хороших вещей и за этой фантастической фикцией, которая жила только в Вашем воображении, Вы меня, живого человека, с живой душой, и не заметили, проглядели…
Вы, кажется, даже любили — свою фантазию, свой философский идеал, а я все ждала, когда же Вы увидите меня, когда поймете, что мне нужно, чем я готова отвечать от всей души… Но Вы продолжали фантазировать и философствовать…» 

После свадьбы, следуя своим жизнетворческим установкам, Блок считал невозможным осквернять похотью душу мира и удовлетворял свои сексуальные потребности в публичных домах или с любовницами. Брак не был счастливым, поскольку очень скоро Блок убедился, что идеи Соловьева не смогли воплотиться. Тем не менее Блоки прожили вместе вплоть до смерти Александра Александровича.

Легенда 2. Поэтому у жены Блока был любовник — Андрей Белый. И жили они втроем
Вердикт: первое — правда, второе — нет.

Андрей Белый, поэт-символист, друг и единомышленник, был влюблен в Менделееву. Спустя почти три года после свадьбы, измученная странными отношениями с мужем, она приняла эти ухаживания и ушла к Андрею Белому, но очень быстро вернулась к Блоку:
«Той весной [1906 года], вижу, когда теперь оглядываюсь, я была брошена на произвол всякого, кто стал бы за мной упорно ухаживать. Если бы я теперь рассудком отстранилась от прошлого, чужого, то против Бори /Настоящее имя Андрея Белого — Борис Бугаев./ я почти ничего не могу противопоставить: все мы ему верили, глубоко его уважали и считались с ним, он был свой. Я же, повторяю, до идиотизма не знала жизнь и ребячливо верила в свою непогрешимость. <…> Боря же кружил мне голову, как самый опытный Дон Жуан, хотя таким никогда и не был».

Что касается второй части легенды, то втроем они никогда не жили. Все участники этой истории переживали ее тяжело. Подавленный уходом Менделеевой, Андрей Белый писал десятки писем ей и Блоку, умоляя Любовь Дмитриевну вернуться:
«Люба для меня — „Феникс“, могущий сфинксов прогнать. Я уже на границе сумасшествия, ведь когда я уезжал из Петербурга, то только на две недели — так мне и Люба говорила. Иначе я бы не уехал, перешив все для себя. И вот теперь, оказывается, я должен испытывать пытки непомерные. Но я согласен и не приезжать, если Любе нужна тишина, если она не хочет моего приезда, лишь бы я только знал, что в этой отсрочке (неопределенной) не играют роли никакие внешние причины.
<…> Милый брат, знай это: если несказанное во мне будет оскорблено, если несказанное мое кажется Тебе оскорбительным, мой любимый, единственный брат, я на все готов! Смерти я не боюсь, а ищу».

К августу 1906 года напряженность в отношениях достигла пика: Белый собирался вызвать соперника на дуэль, и Блокам пришлось ехать в Москву, чтобы объясниться. Тетя Блока, Мария Бекетова, писала у себя в дневнике 7 августа 1906 года:
«Завтра Сашура едет с Любой в Москву по делам своей книги, но, главное, объясняться с Борей. Дела дошли до того, что этот несчастный, потеряв всякую меру и смысл, пишет Любе вороха писем и грозит каким-то мщением, если она не позволит ему жить в Петербурге и видеться. С каждой почтой получается десяток страниц его чепухи, которую Люба принимала всерьез; сегодня же пришли обрывки бумаги в отдельных конвертах с угрозами. Решили ехать для решительного объяснения. <…> Они оба уверяют, что все кончится вздором, смеются и шутят. Люба в восторге от интересного приключения, ни малейшей жалости к Боре нет. Интересно то, что Сашура относится к нему с презрением, Аля /Александра Андреевна Кублицкая-Пиоттух, урожденная Бекетова, мать Блока./ с антипатией, Люба с насмешкой и ни у кого не осталось прежнего. Все не верят в его великую силу».

8 августа Бекетова зафиксировала результаты встречи:
«Саша с Любой вернулись из Москвы. Все благополучно. Виделись с Борей. Поговорили 5 минут. Поссорились, разошлись, но он не намерен прекращать сношений и не верит в то, что Люба к нему изменилась. <…> Боря был, как всегда, безвкусен до крайности (общее мнение)».

Уже 9 августа Белый прислал Блоку покаянное письмо:
«Саша, милый.
Я готов на позор и унижение: я смирился духом: бичуйте меня, гоните меня, бейте меня, бегите от меня, а я буду везде и всегда с Вами и буду все, все, все переносить. Планы один ужасней другого прошли передо мной, и я увидел сегодня, что не могу рассудком, холодно преступить: я всех Вас люблю. Мне остается позор: унижение мое безгранично, терпение мое не имеет пределов. Я все вынесу: я буду только с вами, с вами. Я орудие ваших пыток: пытайте, и не бойтесь меня: я — собака Ваша всегда, всю жизнь.
До 22-го в Дедове. Потом в Москве, с сентября там, где вы, и на все унижения готовый. Отказываюсь от всех взглядов, мыслей, чувств, кроме одного: беспредельной любви к Любе.
Твой несчастный и любящий Тебя
Боря.
P. S. Скажи Любе, что мы можем, можем, можем быть сестрой и братом».

Судя по свидетельствам современников, историю своих отношений с Блоками Белый даже спустя десятилетия не раз рассказывал многочисленным конфидентам. Нина Берберова, литератор и жена Владислава Ходасевича, вспоминала через полвека:
«…Он два раза рассказал Ходасевичу и мне, в мельчайших подробностях, всю драму своей любви к Л. Д. Блок и свою ссору с А. А. Блоком, и, когда без передышки начал ее рассказывать в третий раз, я увидела, что Ходасевич скользит со стула на пол в глубоком обмороке. <…>
Я знала и знаю его [этот рассказ Белого] наизусть. <…> Да и не я одна. Было человек пять-шесть в то время в Берлине, которые попадались Белому вечерами между улицами Пассауэр, Аугсбургер, Прагер и Гейсберг».

Легенда 3. А у самого Блока был роман с Ахматовой
Вердикт: это неправда.

Слухи о том, что у Блока и Ахматовой был роман, возникли после того, как в первом номере журнала «Любовь к трем апельсинам» за 1914 год была опубликована их поэтическая переписка. В декабре 1913 года Блок написал свое «Анне Ахматовой» («„Красота страшна“, — Вам скажут…»), а в начале 1914 года та ответила ему стихами «Я пришла к поэту в гости…». У обоих стихотворений довольно интимный лирический тон, и читатели журнала заподозрили, что авторов связывают романтические отношения:
У него глаза такие,
Что запомнить каждый должен;
Мне же лучше, осторожной,
В них и вовсе не глядеть.

На протяжении десятилетий эти слухи росли. Даже в 1960-е Ахматова сетовала на то, что ей приходится опровергать миф об этом романе. Анатолий Найман вспоминал:
«Она сказала, что Блок, который при случае хвалил ее стихи, никогда не любил ее, но что любая школьная учительница в России верит и будет продолжать верить, что у них был роман, — „и историки литературы тоже поверят, а основано все это, вероятно, на моем стихотворении ‚Я пришла к поэту в гости‘, которое я посвятила ему в 1914 году; и, возможно, на стихотворении о смерти ‚Сероглазого короля‘, хотя оно было написано больше чем за десять лет до смерти Блока…“»
В записных книжках Ахматова шутила, что могла бы написать книгу «Как у меня не было романа с Блоком». В 1965 году она записала воспоминания о Блоке для телепередачи «Литературный вторник», посвященной его 85-летию (сниматься Ахматова при этом категорически отказалась). Этот довольно короткий текст преимущественно состоит из ахматовских комментариев к записным книжкам Блока. Описывая свой визит к поэту, Ахматова акцентирует внимание на том, что он был единственным: «В тот единственный раз, когда я была у Блока…» 

А вот как она комментирует посвященное ей стихотворение:
«У меня никогда не было испанской шали, в которой я там изображена, но в это время Блок бредил Кармен и испанизировал и меня. Я и красной розы, разумеется, никогда в волосах не носила. Не случайно это стихотворение написано испанской строфой романсеро. И в последнюю нашу встречу за кулисами Большого драматического театра весной 1921 года Блок подошел и спросил меня: „А где испанская шаль?“ Это последние слова, которые я слышала от него». Найман так описывает разговор после передачи:
«Когда очередь дошла до ее выступления, ведущий объявил, что, благоговея перед именем, не может объявить его сидя, и встал. Оператор был к этому не готов и довольно долго показывал его живот. Зазвучал голос Ахматовой, и только тут камера стала медленно подниматься к лицу стоявшего. Он же тем временем начал неуверенно садиться и исчез из кадра: некоторое время ахматовские фразы раздавались на фоне пустой стены. Однако окончательное впечатление от всего вместе было торжественное, таинственное и пронзительное. <…>
„И все равно никто не поверил, что у вас не было с ним романа“, — сказал я. Она поддержала разговор: „Тем более что его мать, как известно, даже рекомендовала ему этот роман“. — „Нет, нехорошо, вы обманули ожидания миллионов телезрителей…“ — „Теперь уже поздно исправлять — передача прошла“. И еще несколько фраз в том же тоне, пока я не сказал: „А что вам стоило сделать людям приятное и согласиться на роман!“ Она ответила очень серьезно: „Я прожила мою, единственную жизнь, и этой жизни нечего занимать у других“. И еще через некоторое время: „Зачем мне выдумывать себе чужую жизнь?“» 

Легенда 4. А мужа Ахматовой Николая Гумилева он терпеть не мог
Вердикт: это неправда.

Расхожее мнение о взаимной неприязни Блока и Гумилева возникло из-за противостояния, сложившегося в последние годы жизни поэтов (в начале 1920-х оба выдвигались на должность председателя Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов), а также из-за статьи Блока «„Без божества, без вдохновенья“ (Цех акмеистов)», написанной весной 1921 года. В ней Блок обвинял акмеистов в излишней рационализации творческого процесса:
«…Н. Гумилев и некоторые другие „акмеисты“, несомненно даровитые, топят самих себя в холодном болоте бездушных теорий и всяческого формализма; они спят непробудным сном без сновидений; они не имеют и не желают иметь тени представления о русской жизни и о жизни мира вообще; в своей поэзии (а следовательно, и в себе самих) они замалчивают самое главное, единственно ценное: душу».

При этом Ахматову Блок назвал «настоящим исключением» из перечисленных поэтов. Смерти Гумилева и Блока, случившиеся одна за другой в августе 1921 года, сблизили их в сознании современников, которые то сравнивали поэтов, то противопоставляли их друг другу. Одна из глав «Некрополя» Ходасевича так и называется — «Гумилев и Блок», и в ней подчеркивается принципиальное различие поэтов, в мемуарах поэта и критика Сергея Маковского «На Парнасе Серебряного века» почти сразу после главы о Блоке следует глава о Гумилеве, и так далее.

На самом деле никакой вражды не было. В начале 1910-х годов Блок симпатизировал молодому литературному объединению «Цех поэтов», возглавляемому Гумилевым. 20 октября 1911 года, посетив первое заседание «Цеха», он записал в дневнике:
«Безалаберный и милый вечер.
Кузьмины-Караваевы, Елизавета Юрьевна читает свои стихи и танцует. <…>
Молодежь. Анна Ахматова. Разговор с H. С. Гумилевым и его хорошие стихи о том, как сердце стало китайской куклой.
<…> Было весело и просто. С молодыми добреешь».

Гумилев же безусловно признавал величие Блока и его превосходство перед многими современниками. Свой сборник стихов «Колчан» (1916) он подписал ему так: «Моему любимейшему поэту Александру Блоку с искренней дружественностью. Н. Гумилев. 8 февраля 1916» . А вот дарственная надпись на третьем томе блоковских «Стихотворений», сделанная в 1919 году: «Дорогому Николаю Степановичу Гумилеву — автору „Костра“, читанного не только „днем“, когда я „не понимаю“ стихов, но и ночью, когда понимаю. Ал. Блок. III 1919».

А. Чабан, к.ф.н.
Продолжение следует

Фото: 1. Любовь Менделеева в роли Офелии в домашнем спектакле в Боблово. Фотография Ивана Менделеева. 1898 год
2. А. А. Кублицкая-Пиоттух мать А. Блока. 1919 (?)

О ЧЁМ ЖЕ НА САМОМ ДЕЛЕ ПОВЕСТЬ ГОГОЛЯ?

«Шинель» — одно из самых известных произведений русской литературы. Но, к сожалению, эту великую повесть чаще всего воспринимают как попытку Гоголя обличить социальное зло. Однако в ней есть гораздо более глубокий смысл. Она обращена к каждому из нас и в иносказательной форме говорит о том, как грех разрушает человеческую душу.

Сюжет «Шинели» прост. Мелкий чиновник Акакий Акакиевич Башмачкин переписывает бумаги в департаменте, с кротостью сносит насмешки коллег, довольствуется малым. Но вот у него приходит в негодность старая шинель, и он вынужден приобрести новую. Копит деньги, отказывает себе во всем — и в итоге становится счастливым обладателем новой шинели. Но счастье длится недолго — Башмачкина, возвращающегося ночью из гостей, грабят, отнимают шинель. Он пытается хлопотать перед высоким начальством, чтобы помогли вернуть шинель, получает суровую отповедь, простужается, заболевает и умирает. Но после смерти становится привидением и по ночам отнимает шинели у прохожих: мстит за свою обиду. Ограбив таким образом генерала, отказавшего ему в прошении, привидение исчезает. Вот, собственно, и все.

Повесть «Шинель» была опубликована в 1842 году. Критики (и в первую очередь Виссарион Белинский) восприняли ее как жесткий социальный памфлет, как голос в защиту униженных и оскорбленных. Бедного Акакия Акакиевича трактовали как жертву несправедливой социальной системы, страдающую от бюрократии и произвола. После Гоголя эту же тему (страдания мелкого чиновника от бессердечия чиновников крупных) разрабатывали многие русские писатели. Известный литературовед Дмитрий Чижевский (1894–1977) в 1938 году опубликовал работу «О повести Гоголя “Шинель”», в которой насчитал более сотни рассказов и повестей на эту тему.

Поэтому фраза, ошибочно приписываемая Достоевскому, «Все мы вышли из гоголевской “Шинели”» в определенном смысле верна: действительно, «Шинель» породила целую литературную традицию.

Такая трактовка «Шинели» перешла и в советское литературоведение, а из него, конечно, в школьный курс литературы. И хотя советской власти нет уже четверть века, в современных школах чаще всего по инерции говорят то же самое. Вот и думают семиклассники, что Акакия Акакиевича потому следует жалеть, что он — жертва несправедливой власти.

Не все, конечно, были согласны с такой социально-политической трактовкой. В свое время замечательный русский писатель Борис Зайцев (1881–1972) писал о таких толкованиях: дьявол «напустил тумана в глаза и навел марево <...> на людей, казалось бы, обязанных Гоголя понять». А еще раньше, в 1847 году, известный поэт и литературный критик Аполлон Григорьев (1822–1864) писал: «…В образе Акакия Акакиевича поэт начертал последнюю грань обмеленья Божьего создания до той степени, что вещь, и вещь самая ничтожная, становится для человека источником беспредельной радости и уничтожающего горя, до того, что шинель делается трагическим fatum в жизни существа, созданного по образу и подобию Вечного…»

Надо учитывать, что волновало Гоголя на момент написания «Шинели», чем он в те годы жил и дышал. А жил и дышал он православной верой. Известнейший исследователь духовного наследия писателя, протоиерей Василий Зеньковский, писал, что как раз в то время у Гоголя произошел «...духовный перелом, связанный с крушением эстетической утопии, перешедший потом в живую потребность религиозного понимания творчества и жизни». Насчет перелома, конечно, можно поспорить — другие исследователи полагают, что Гоголь всегда был глубоко верующим православным христианином, что его духовное развитие шло без резких поворотов, но вот что действительно очевидно — в 40-е годы XIX века Гоголя волновали вопросы религиозные: вопросы духовного делания, духовной борьбы. Он конспектировал святоотеческую литературу (читая ее, кстати, и на греческом), ежедневно молился (как отмечает доктор филологических наук Владимир Воропаев в своей книге «Духовная биография Гоголя», его молитвенное правило было куда обширнее, чем у большинства мирян).

И вот именно на таком фоне, в таком настроении Гоголь пишет «Шинель». Наивно было бы думать, что в повести не заложены все эти духовные вопросы. Дмитрий Чижевский вполне резонно замечает, что от «Шинели» «надо ждать попытки разрешения сложных психологических вопросов, а не простого повторения аксиом (“я брат твой”) и избитых истин (и “крестьянки, то бишь бедные чиновники, чувствовать умеют”)».

В постсоветское время на религиозную подоплеку «Шинели» обратили внимание многие ученые, специалисты по творчеству Гоголя — к примеру, С. А. Гончаров, В. А. Воропаев.

Если говорить кратко, то «Шинель» — это притча, где в иносказательной форме показано, как человек — кроткий, смиренный, почти что безгрешный человек! — может впасть в грех, стать рабом своих страстей и погибнуть духовно. Вся внешняя сюжетная канва — то есть департамент, чиновники, переписывание бумаг, зимние холода в Санкт-Петербурге, портной Петрович, новая шинель, грабители, генерал, простуда, смерть — служит лишь декорациями, на фоне которых ставится духовная драма. Главное в повести происходит не на петербургских улицах, а в душе Акакия Акакиевича.

Попробуем разобраться, что же в ней происходит.

В начале повести Гоголь рисует нам Башмачкина как человека мало сказать скромного, но совершенно смиренного, беззлобного. «В департаменте не оказывалось к нему никакого уважения. Сторожа не только не вставали с мест, когда он проходил, но даже не глядели на него, как будто через приемную пролетела простая муха. Начальники поступали с ним как-то холодно-деспотически. <…> Молодые чиновники подсмеивались и острились над ним, во сколько хватало канцелярского остроумия. <…> Но ни одного слова не отвечал на это Акакий Акакиевич, как будто бы никого и не было перед ним…»

Даже само имя его, Акакий Акакиевич, неслучайно. Здесь Гоголь, вполне вероятно, делает намек на подвижника Акакия из «Лествицы» преподобного Иоанна Синайского — книги, ставшей классикой святоотеческой литературы, которую прочли если не все, то очень многие всерьез верующие люди. Послушание подвижника Акакия было столь велико, что даже после смерти тот не мог ослушаться своего старца. А удвоение имени, Акакий Акакиевич, — это, можно сказать, смирение в квадрате.

Герой «Шинели» — образец смирения, он абсолютно лишен тщеславия — порока, противостоящего смирению. В этом он радикально отличается от своих сослуживцев, стремящихся к почестям, выстраивающих карьеру.

Трудно не согласиться с доктором филологических наук Сергеем Гончаровым в том, что «...Акакий Акакиевич наделен чертами аскета-подвижника, “молчальника” и мученика... Убогость и “ничтожность” героя, его невзрачность предстают формами отъединенности от мира, его особой отмеченностью, знаком исключительности».

Заметим, что Гоголь, создавая перед читателем портрет Башмачкина, делает это с иронической интонацией, но на самом-то деле ирония тут не выражает авторского отношения к герою. Тут все тоньше — эта ирония иллюстрирует воспринимающее героя сознание. Гоголь как бы намекает читателю: вот так вы, люди обычные, приземленные, могли бы воспринять моего героя. Я показываю вам его вашими глазами. Таково ваше зрение.

Но вернемся к Акакию Акакиевичу. Тот не просто добросовестно исполняет свое дело, переписывание бумаг, — он исполняет его ревностно. Для него это смысл жизни, это дает ему высшую радость. «Написавшись всласть, он ложился спать, улыбаясь заранее при мысли о завтрешнем дне: что-то Бог пошлет переписывать завтра».

Символом чего является это переписывание? Символом служения, символом благословленного Богом труда, символом подчинения всего себя Промыслу Божиему.

Тем не менее эта святость Акакия Акакиевича дала трещину. Когда у него возникла потребность в новой шинели (сама по себе вполне естественная, вовсе не греховная), то все свои душевные силы, все свои устремления он направил на эту шинель. Та оказалась для него не просто предметом одежды, а целью жизни, высшей ценностью. Вещь становится для него идолом. «Он <…> питался духовно, нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели». Акакий Акакиевич кардинально меняется: «С этих пор как будто самое существование его сделалось как-то полнее, как будто бы он женился, как будто какой-то другой человек присутствовал с ним, как будто он был не один, а какая-то приятная подруга жизни согласилась проходить с ним жизненную дорогу, — и подруга эта была не кто другая, как та же шинель на толстой вате, на крепкой подкладке без износу. Он сделался как-то живее, даже тверже характером, как человек, который уже определил и поставил себе цель».

Прежний образ жизни, прежние цели для него поблекли. Мы помним, какой радостью для него было переписывание бумаг. Теперь же, в мыслях о шинели, «Один раз, переписывая бумагу, он чуть было даже не сделал ошибки, так что почти вслух вскрикнул “ух!” и перекрестился». Вроде бы мелочь, но это знаковый момент, и мы еще вернемся к нему.

Пока же зададимся двумя очевидными вопросами. Во-первых, почему именно шинель? Почему именно такое искушение оказалось непосильным для Башмачкина? Во-вторых, почему он вообще оказался слаб, почему его прежняя «почти святость» не защитила его?

Почему шинель? Вспомним, что перед нами не психологическая проза (в ее современном понимании), а притча. Повесть про Акакия Акакиевича — это не только и не столько про конкретного героя, тут надо искать иносказание. Акакий Акакиевич символизирует не просто человека как такового, но более конкретно — общество, современное Гоголю. Деньги и вещи — вот та страсть, которая была писателю особенно ненавистна. И дело не только в корыстолюбии, тут сложнее. Для человека, который предпочел внешнюю жизнь внутренней, духовной, вещь становится высшей ценностью, а значит, воспринимается уже не только «функционально», как средство решить ту или иную бытовую проблему, но как самодостаточная цель. Такой человек стремится к бытовому комфорту, стремится окружить себя удобными вещами. Но в этом своем стремлении к комфорту он реализует — неправильным, недолжным образом! — все силы своей души. Важный момент: обретя новую шинель, Акакий Акакиевич думает, что «В самом деле, две выгоды: одно то, что тепло, а другое, что хорошо». В этом «хорошо» вся суть.

Акакий Акакиевич ранее смиренно сносил то, что другого повергло бы в отчаяние: тупик карьеры, издевательства окружающих, скудная пища, бедность, одиночество, отсутствие каких-то развлечений. Но вот искушения комфортом он не выдержал, тут его духовная броня треснула.

Почему именно тут? Потому что именно об этой болевой точке русского общества и хотел сказать Гоголь. Есть страсти извечные, присущие любым временам, — зависть, гнев, похоть, стяжательство и так далее, но бывает, что какие-то страсти особенно обостряются в ту или иную эпоху в силу господствующего в ней умонастроения. Таким умонастроением в 40-е годы XIX века стал если не массовый, то очень и очень заметный отход от Бога русских образованных людей. А свято место пусто не бывает, и потому высшей ценностью для них стало внешнее: карьера, богатство, комфорт. Повторим: сами по себе и карьера, и богатство, и комфорт не греховны, это просто условия жизни. Но грехом становится их обожествление.

В. Каплан
Продолжение следует

КТО ТАКОЙ ЙОРИК И ДРУГИЕ ВОПРОСЫ

❓Кого убил Гамлет?
Из-за шекспировского персонажа Гамлета пострадали несколько человек — кого-то он убил собственноручно, а в чьей-то смерти виноват косвенно. Как все знают, шекспировский герой был одержим жаждой мести — он мечтал наказать убийцу своего отца, короля Дании. После того как призрак погибшего открыл Гамлету тайну своей смерти и рассказал, что злодеем является его родной брат Клавдий, герой поклялся свершить правосудие — убить своего дядю, который взошёл на трон. Но прежде чем Гамлет осуществил задуманное, он по ошибке лишил жизни другого человека — знатного вельможу Полония. Тот беседовал с королевой в её покоях, но, услышав шаги Гамлета, притаился за ковром. Когда разъярённый сын начал угрожать своей матери-королеве, Полоний позвал людей на помощь, тем самым выдав себя. За что Гамлет и пронзил его шпагой — персонаж решил, что в комнате прячется его дядя Клавдий. Вот как описывает эту сцену Шекспир (перевод Михаила Лозинского):
Полоний (за ковром) Эй, люди! Помогите, помогите!
Гамлет (обнажая шпагу) Что? Крыса?
(Пронзает ковёр.) Ставлю золотой, — мертва!
Полоний (за ковром) Меня убили! (Падает и умирает.)
Королева Боже, что ты сделал?
Гамлет Я сам не знаю; это был король?

Узнав о поступке Гамлета и смерти своего отца, спустя какое-то время топится и Офелия — дочь Полония.
В конце пьесы главный герой снова берётся за оружие — пронзает своего врага Клавдия отравленным клинком, тем самым исполнив волю отца. Затем от этого же яда умирает и сам.

❓Почему Офелия сошла с ума?
В трагедии «Гамлет» Офелия была возлюбленной главного героя и дочерью королевского советника Полония — того самого, которого случайно пронзил шпагой «обезумевший» Гамлет. После произошедшего Офелия, девушка тонкой душевной организации, страдала от основного конфликта классицизма — разрывалась между чувством и долгом. Преданно любившая своего отца Полония, она тяжело переживала утрату, но при этом почти боготворила Гамлета — того человека, которого должна была ненавидеть и желать ему смерти.

Таким образом, героиня не смогла ни простить возлюбленного за его тяжкое преступление, ни «задушить» свои чувства к нему — и в итоге потеряла рассудок.
С тех пор обезумевшая Офелия несколько раз пугала членов королевской семьи, своего брата и всех придворных, начиная петь незатейливые песенки или произнося лишённые смысла фразы, а вскоре стало известно, что девушка утонула.

Офелию похоронили по христианским обычаям. Роя яму, могильщики перебрасываются шутками и рассуждают, совершила ли покойная самоубийство и можно ли её «хоронить христианским погребением».

❓Кто такой Йорик и какова была его судьба?
Йорик (англ. Yorick) — персонаж пьесы Уильяма Шекспира «Гамлет», бывший королевский скоморох и шут. Его череп был вырыт могильщиком в 5 акте 1 сцене пьесы.
Гамлет:
Покажи мне. (Берёт череп.)
Увы, бедный Йорик! Я знал его, Горацио;
человек бесконечно остроумный,
чудеснейший выдумщик; он тысячу раз носил
меня на спине; а теперь — как отвратительно
мне это себе представить! У меня к горлу
подступает при одной мысли. Здесь были эти губы,
которые я целовал сам не знаю сколько раз. —
Где теперь твои шутки? Твои дурачества?
Твои песни? Твои вспышки веселья, от которых
всякий раз хохотал весь стол?

В пьесе «Гамлет» Йорик — шут, которого знал и любил главный герой, — упоминается мёртвым. В сцене на кладбище могильщик выбрасывает из ямы его череп. В руках Гамлета череп Йорика символизирует бренность жизни и равенство всех людей перед лицом смерти. По черепу трудно сказать, кем был его обладатель, поскольку после смерти от человека остаются обезличенные останки, а тело становится прахом.

Шекспироведы расходятся во мнениях относительно этимологии имени героя. Одни считают, что «Йорик» происходит от скандинавского имени Эрик; другие полагают, что это датский эквивалент имени Георг, а третьи, что это имя образовано от имени Рорик, так называли деда Гамлета по материнской линии. Некоторые же считают, что возможным прототипом Йорика явился актёр-комик Ричард Тарлтон — любимый шут Елизаветы I.

❓Как звали отца Гамлета?
Призрак отца Гамлета — один из персонажей трагедии Вильяма Шекспира «Гамлет, принц датский». В этой пьесе он является призраком короля Дании — Гамлета, жестокого правителя и завоевателя.

Шекспир даёт прямое указание на имя отца Гамлета, говоря о том, что принц Гамлет родился в день смерти Фортинбраса в замке Эльсинор. Основная версия, что отца Гамлета звали Гамлетом, проистекает от следующих слов:
…Покойный наш король,
Чей образ нам сейчас являлся, был,
Вы знаете, норвежским Фортинбрасом,
Подвигнутым ревнивою гордыней,
На поле вызван; и наш храбрый Гамлет —
Таким он слыл во всём известном мире —
Убил его… (Акт 1 Сцена 1)

На похороны умершего отца, короля Гамлета-старшего, принц Гамлет был вызван из виттенбергского университета. Спустя два месяца, накануне свадьбы своей матери с новым королём Клавдием (братом умершего), принц встречается с призраком своего отца, узнаёт, что тот подло отравлен собственным братом.

❓Умрёт ли человек, если ему налить яд в ухо?
Каждому знакома сцена появления тени отца Гамлета, где призрак рассказывает о совершённом злодеянии — Клавдий влил яд белены в ухо спящему брату — отцу Гамлета.

Если сок белены попадает в организм человека, спустя несколько минут возникает спутанность сознания, сильное возбуждение, головокружение, зрительные галлюцинации, охриплость голоса, сухость во рту. Глаза начинают блестеть, зрачки расширяются. Пострадавшему чудятся кошмары, а затем наступает потеря сознания. Смерть наступает при параличе дыхательного центра и сосудистой недостаточности.

Уильям Шекспир описывает случай отравления ядом белены таким образом:
…Когда я спал в саду
В своё послеобеденное время,
В мой уголок прокрался дядя твой
С проклятым соком белены во фляге
И мне в ушную полость влил настой,
Чьё действие в таком раздоре с кровью,
Что мигом обегает, словно ртуть,
Все внутренние переходы тела,
Створаживая кровь, как молоко,
С которым каплю уксуса смешали.
Так было и со мной. Сплошной лишай
Покрыл мгновенно пакостной и гнойной
Коростой, как у Лазаря, кругом
Всю кожу мне.
Так был рукою брата я во сне
Лишён короны, жизни, королевы… (Акт 1, сц. 5)

Белена — двулетнее травянистое растение, имеющее неприятный запах. Корень напоминает петрушку, мягкий, сочный, с кисло-сладким вкусом.
Ядовитым считается всё растение. Отравление беленой возможно либо при употреблении молодых сладких ростков и цветов (апрель – май), либо при поедании семян. Они считаются самыми токсичными в растении. Симптомы отравления проявляются уже через 15–20 минут.
Растёт белена по обочинам дорог, на пустырях, во дворах и в огородах. Во время цветения от растения идёт довольно неприятный запах. Даже животные, у которых гораздо чувствительнее обоняние, обходят белену стороной.
Первая помощь включает в себя действия по выведению яда из организма, для этого, в первую очередь, необходимо прочистить кишечник. При повышенной температуре необходимо наложить на голову холодную повязку. Обязательно надо вызвать скорую помощь.

Уильям Шекспир допустил ошибку: сок белены не свёртывает кровь. Содержащиеся в нём алкалоиды — атропин, гиосциамин, скополамин — яды не гемолитического, а нервно-паралитического действия.
Настоящими симптомами отравления отца Гамлета должны были быть — резкое возбуждение центральной нервной системы, бред, сильная боль в животе, слюнотечение, рвота и понос, затем судороги, которые могут привести к остановке дыхания и сердца и только потом смерть.

Е. Меньшенина, Е. Слободян

РАЗБИРАЕМ ОДНУ ИЗ САМЫХ СИЛЬНЫХ ГЛАВ «БРАТЬЕВ КАРАМАЗОВЫХ»

Провинциальный город, грязный кабак. Место не для философских бесед. Но именно здесь Иван, герой романа «Братья Карамазовы», зачитывает брату Алеше свою поэму. Пожалуй, поставь кто задачу отыскать небольшой текст, в котором была бы передана вся философия Достоевского, ему достаточно было бы просто взять «Поэму о великом инквизиторе». В ней — поиски писателем ответов на самые животрепещущие вопросы о Боге, свободе, счастье и страдании. Разберемся: в какие ловушки разума попадает великий инквизитор? И есть ли выход из этого тупика?

Севилья, Испания. XVI век.Страшное время инквизиции. Внезапно Христос снова приходит на землю. Он благословляет стремящийся к Нему народ и творит чудеса: исцеляет слепого старика, воскрешает девочку. Вдруг толпа замирает в гробовом молчании — появляется великий инквизитор, католический кардинал, заведующий делом борьбы за чистоту веры в стране. Кардинал приказывает стражам взять Спасителя и посадить в темницу. Там и происходит известный разговор.

Заметим: собеседник Христа — аскет. Инквизитор тоже был в пустыне, где питался акридами и кореньями. Он «благословлял свободу» и стремился стать избранным. Только пройдя через испытания, он выбрал свой путь. Но путь этот оказался… не со Христом.

Какая идеология у великого инквизитора? «Зачем же Ты пришел нам мешать?» — спрашивает Христа инквизитор. Он обвиняет Собеседника в том, что Тот хотел сделать людей свободными. Но человечество, уверен инквизитор, в этом не нуждается. Свобода выбора между добром и злом, по его мнению, не привилегия, а насмешка Бога и главный источник душевных мучений: свободный человек не может быть счастливым.

Люди страдают от свободы, потому что «малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики». Таких — большинство. Человеку нужна не свобода, а тот, перед кем он может преклониться в обмен на то, что ему дадут хлеба и успокоят совесть. Инквизиция готова принять всех слабых. Тех, которые «принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: “Лучше поработите нас, но накормите нас”».

Свобода ― трудный и одновременно самый желанный дар. Но является ли это поводом лишать свободы всякого, как хочет того великий инквизитор?

Получается, путь ко Христу через страдания доступен лишь избранным, кто может пренебречь «хлебом земным для небесного». Цель инквизиции — исправить идею Христа.

Проявить любовь к человечеству в этой исправленной идее — значит действовать, «смиренно сознав его бессилие, с любовию облегчив его ношу и разрешив слабосильной природе его хотя бы и грех». Только в этом случае возможно «помыслить в первый раз о счастии людей». Подчинение человечества необходимо ради его же блага.

Избранные станут земными царями. В их руках сосредоточится хлеб, который они будут раздавать. Тайна, которой все подчинятся. В их руках будут власть, авторитет и совесть людей. Все станут счастливы, потому что избавятся от мук свободного выбора. Страдать будут только управляющие, потому что понесут бремя свободы. Они же возьмут наказание за человечество перед Богом. За это их будут обожать и считать богами.

Однако власть инквизиции основана на лжи: «мы скажем, что послушны Тебе и господствуем во имя Твое. Мы их обманем опять, ибо Тебя мы уж не пустим к себе. В обмане этом и будет заключаться наше страдание, ибо мы должны будем лгать». Власть, которую хотят захватить избранные, будет исходить от дьявола: «мы не с Тобой, а с ним, вот наша тайна!»

Чем заканчиваются рассуждения великого инквизитора? Кардинал напряженно ждет ответа Христа. Несмотря на то, что ранее он утверждал: неважно, что скажет Спаситель, — Он не имеет права ничего говорить. Учение сформировано, и Бог не нужен.

Что отвечает инквизитору Христос в поэме? На самом деле в момент разговора с Иисусом инквизитор находится в позиции ребенка. Ребенка, который поделился своими страданиями. Он мучается, потому что не может осмыслить и принять все противоречия мира. Кардинал ждет, чтобы его терзания были разрешены нравственным авторитетом, на который он ориентировался всю жизнь. Гневная отповедь, которую он устраивает Христу, — лишь детская обида. Какой же ответ дает Спаситель? Он целует великого инквизитора. Это значит, по идее автора поэмы, что его поступки и богохульство прощены.

В чем проблема великого инквизитора и его создателя, Ивана Карамазова? В том, что они пытаются разрешить фундаментальные противоречия человеческой жизни умом, а не сердцем. Они хотят, чтобы Божественный замысел уместился в пределы их мышления, стал полностью прозрачен и понятен. Они хотят домыслить реальность за Бога и устроить ее лучше, чем это сделал Бог. Им можно противопоставить библейского героя Иова. Такое имя носит главный персонаж ветхозаветной Книги Иова. Он — праведник, которому Бог посылает испытания: лишает богатства, детей, здоровья. Иов страдает, но не позволяет себе в этом страдании усомниться в Божественной мудрости и благости, которые бесконечно превосходят человеческое разумение. Его терпение вознаграждается.

Иван Карамазов не хочет повторять опыт Иова и смиряться перед Богом. Он бунтует и говорит, что Бог Сам дал право бунтовать. Тогда зачем Он отнимает право на бунт? Бог дал человеку разум, заложил в него стремление к высшему. При этом Божественное для него недостижимо.

Невозможность осмыслить жизнь только разумом вызывает протест Ивана против Бога. «Что это за насмешка надо мной?» — возмущается Иван. Он не понимает, что главный бунт человека должен быть направлен не против Бога, а против самого себя. Против автономии, эгоизма, желания подчинить все разуму.

Чем на идею Ивана отвечает Алеша?
При «правильном» бунте — бунте против превозносящейся над людьми, миром и Богом самости — человеку откроется Правда Божия. На это указывает Алеша, слушая поэму Ивана. Он дает брату простой рецепт по преодолению противоречий, которые его мучают. Надо «прежде всего на свете жизнь полюбить». И тут Иван… не спорит. Наоборот, он соглашается и говорит, что любит жизнь. Правда, добавляет, что презирает в себе это карамазовское жизнелюбие. Сколько бы ученость и образованность ни говорили, что жизнь ― мерзость, проклятие, страдания, он любит жизнь вопреки всему.

Только если Иван стремление к жизни, горячую любовь к ней презирает, то Алеша считает, что в ней сокрыт источник соприкосновения с Богом. Для Ивана жизнелюбие сродни инстинкту насекомого. Это «подленькое» желание жить вопреки всему, вопреки страданиям собственным и нередко — за счет страданий чужих. Иван не знает иных максим жизни, кроме как «человек человеку волк». Вся жизнь построена на взаимном уничтожении, возвеличивании сильных и унижении слабых. А значит, любовь к жизни равна утверждению права сильных и жестоких на эту жизнь.

Иначе воспринимает любовь к жизни Алеша. Для него это проявление благодарности Богу за то, что Он сотворил мир и поместил человека в него. Это благодарность за красоту, которая продолжает сиять в мире, несмотря ни на что. В малых радостях жизни земной, таких как пир в Кане Галилейской, Алеша видит обетование иной жизни, жизни небесной.

Секрет принятия жизни во всей ее противоречивости, сложности и богатстве — первый шаг к примирению с Богом.

«А второй шаг?» — спрашивает Иван. «В том, что надо воскресить твоих мертвецов, которые, может быть, никогда и не умирали», ― отвечает Алеша. Он верит, что только вера в бессмертие может поддержать человека на его скорбном земном пути.

Великий инквизитор и Иван Карамазов утверждают, что страшный и жестокий мир невозможно принять и простить. Алеша возражает: Единственный, Кто может оправдать порядок этого мира, ― Иисус Христос. Тот, Кто добровольно пришел на землю, разделил с людьми страдания и показал, как надо нести крест.

«Нести свой крест» ― этот же путь, вспоминая слова Христа, наставник Алеши старец Зосима утверждает как путь спасения. Он говорит, что каждый «пред всеми людьми за всех и за вся виноват». Признает ли Иван эту вину за собой? Нет. Это лишь почва и материал для его спекуляций. Признает ли великий инквизитор за собой вину в том, что человечество слабовольно, слабосильно и тяготеет ко греху? Нет. Он отрицает вину и хочет так переустроить реальность, чтобы она была удобна для его разума.

Ответ Достоевского на проклятые вопросы Ивана Карамазова в том, что нужно любить жизнь и при этом ощущать свою вину за то, что она полна боли. Но, исходя из этой вины, не отрицать жизнь, а, наоборот, преображать себя и мир вокруг.

Н. Синдюков
Фото: Жан-Поль Лоран, «Папа и инквизитор», 1882