Посты

МOЯ БАБУШКА, КОТОРАЯ УМЕРЛА В ВОЗРАСТЕ 97 ЛЕТ, ВСЕГДА ГОВОРИЛА, ЧТО С КАЖДЫМ ГОДОМ ЖИЗНЬ СТАНОВИТСЯ ТОЛЬКО ЛУЧШЕ. Теперь я чувствую то же самое. Возраст — это очень смeшная вещь. Мы живём в обществе, где считается, что для всего есть своё время. И если упycтил шанс сделать что-нибудь, то уже не сможешь вернуть его никогда. Уверена, что вce это неправда: если вы недостаточно зажигали в двадцать, вы можете оторваться в сорок. Если не смогли в сорок, то сделайте это в шестьдесят. Поздно не бывает никогда!

Тильда Суинтон

МАЛЬЧИК ШЕПТАЛ У МОГИЛЫ: “МАМА ЖИВА…” — ВСЕ СЧИТАЛИ ЕГО СУМАСШЕДШИМ, ПОКА…

Шестилетний мальчик сидел, точнее, кутался в слишком длинную куртку, и почти не мигая, смотрел на влажный холм земли. Он шептал: «Она всё ещё жива». Прохожие, поглядывая сочувственно, думали, что так говорит фантазия сироты, подождёт неделями, а плачет как все, перестанет. Ни один из них не ожидал, что тихий шёпот услышит человек, чьё имя обычно произносят под хруст бокалов и вспышки фотоаппаратов, Алексей Фёдоров, техномиллиардер и меценат.

Ветер кружил по кладбищу, будто пел старинную песню. Щёлканье ветвей, хруст подмёрзших листьев, всё сливалось в одно продолжительное эхо. Тропинка, от которой начинались ухоженные могилы, шла всё дальше, пока памятники не становились серыми, безымянными и одинокими. Именно туда сегодня привёл морозный воздух Ивана Кузнецова. Его худенькие колени врезались в землю перед надгробием, свежим до неприятного хлада. Камень был до обидного простой. Имя – Марина Петрова, дата смерти – всего две недели назад, и никакой фотографии. Куртка была велика, его капюшон спадал на плечи, а всё же ветер находил путь прямо к коже. Розовые пальцы судорожно сжимали вырванную травинку, будто в ней таился ключ к правде.

Иван говорил шёпотом, упрямо покачивая головой: «Она не ушла, она под землёй, я это чувствую». Ответом ему служили свист далёкой машины, скрип ворот входа, извиняющее «никого не интересует». Но в этот раз было иначе. В скрипе ворот появился второй звук, ровный шаг взрослого мужчины.

Алексей Фёдоров видел кладбище только с расстояния. Широкие клумбы благотворительных проектов, старинные склепы на фотогазетах и холодные сводки. Личная боль, похороненная в детстве, приучила его проходить мимо чужого горя. Сегодня, держа в перчатке букет тёмно-синих ирисов, он собирался отдать должное женщине, которую сам не сумел простить. Но судьба положила на тропу мальчика, маленькое неподвижное пятно возле свежего холма. И Алексей остановился.

Он медленно сошёл с главной дорожки, чувствуя, как тяжелее становится букет в руке. От земли пахло мокрой глиной и чем-то неприкасаемым. Он остановился в нескольких шагах.

«Привет!» — сказал он негромко, а затем уточнил: «Можно сесть рядом».

Мальчик вздрогнул, удивлённо вскинул голову, но не шевельнулся. Глаза его распухли от ветра и бессонных ночей.

«Ты знаешь, как услышать, дышит ли кто-то под землёй?» — спросил он, будто задавал самый обычный вопрос о погоде.

Алексей присел на корточки, не касаясь коленями земли. Пальто было слишком светлым для такой сырости, но он совсем забыл об этом.

«Не знаю», – ответил он медленно. «Но, думаю, детям вообще не стоит об этом думать. Они…»

Иван осмотрелся, будто взрослые закричат на него за страшное слово: «…они солгали. Сказали, что мама уснула за рулём. Она так не делала, она не садилась, если устала. И мне не дали её увидеть. Ни разу».

«Кто солгал?» Алексей понял, что сердце стучит быстро, как встарь, когда воспитатель читала вслух плохие приговоры сиротам.

«Люди из её работы», — шёпотом прокричал мальчик. «Мужчина, Виктор Смирнов. Зубы прямо белые, как у рекламы. И женщина. Она всё время улыбается. Даже когда зла. Ольга её зовут».

Имя Смирнова щёлкнуло Алексею по памяти. Пару лет назад его фонд платил за новые кровати в доме престарелых, директором там как раз был некий Смирнов.

«Почему ты уверен, что мама жива?»

Иван положил ладонь на мокрую землю. «Она зовёт меня. Во сне. Говорит: „Я рядом, малыш“».

Ответ мальчика ударил сильнее январского ветра. Алексей ощутил дрожь в пальцах и обхватил запястье, чтобы скрыть её. Он помнил, было время, когда сам видел умершую мать. Так ярко, что потом не чувствовал пола под ногами.

«Я тоже видел», — сказал он, и перевёл дыхание через нос, чтобы голос не дрогнул. «И тоже боялся сказать вслух».

«Вам верили?»

«Нет», — честно признался он.

Они молчали. В мокром воздухе тишина будто пульсировала. Наконец мальчик сказал: «Если её положили сюда живой, чтобы никто не узнал правду, это же убийство».

Алексей выпрямил спину. Слова прозвучали взрослее, чем шесть лет. «Да. И если это так, мы должны узнать».

Иван закрыл глаза, будто собирался с духом. «Тогда выясните, пожалуйста. Хотя бы спросите Землю, слышит ли она её дыхание».

У ворот заскрипели колёса, и старушка с лейкой, Татьяна Васильевна, подошла к ним, тихо переступая по мокрой гальке.

«Он каждый день здесь», — сообщила она Алексею, словно передавала секрет. «Сидит, шепчет: „Мама умерла неправильно“».

«Возможно, он прав», — ответил Алексей, скорее себе, чем ей.

Татьяна кивнула и ушла поливать розы к дальним оградам. Алексей протянул Ивану ирис, первый цветок за две недели на этом камне. «Я постараюсь помочь», — произнёс он.

Мальчик сжал стебель так, что белые костяшки побледнели ещё сильнее. Казалось, цветок опасно хрупок для такой просьбы.

Обычно Алексей Фёдоров не рассказывал журналистам про своё детство. «Детали личного в прошлом оставлю при себе», — улыбался он в интервью. Публика видела в этом утончённость. Истина была иной: слишком многое в нём кричало, стоило только позволить. Но в здании из стекла и титана, на двадцать третьем этаже, он оставался странником в коридоре памяти.

Ночью, когда город качался в огнях, Алексей сидел перед ноутбуком. На экране мигал одинокий курсор, рядом с фразой «Марина Петрова, медсестра». Ответов почти не находилось: некролог — «погибла в ДТП», короткая строка «оставила сына», и точка. Ни фотографий коллег, ни новостей о прощании.

Он закрыл ноутбук и стал у окна. Капли дождя стекали по вымершим улицам. Мужчина вспомнил приют в провинции, где маленькие руки собирали пазлы уже без матери, и сердце сжалось так, будто никогда не проходило детство.

Утром Алексей поехал к зданию, над дверью которого красовалась надпись «Сосновый приют». Бывшая церковь, побелка облупилась, колокольня спилена под офис. Пахло влажной хлоркой и старым линолеумом. За стойкой сидела женщина лет сорока, скучающе перелистывая журнал скидок.

«Марина Петрова», — сказал Алексей, стараясь держать голос уверенным. «А она…»

Женщина жевала жвачку. «Трагедия, ну… Уснула за рулём. Вы знакомы?»

«Не сказать. Держалась в стороне. Но, знаете, люди ломаются».

«Ломаются». Слово высекло искру злости: так называют тех, кого сами и ломают.

«Вы не подскажете, где её личные вещи?»

«Ничего не осталось», — равнодушно ответила она. «Документов не выдавали, да и кто заберёт?»

Выйдя из приюта, Алексей вдохнул холодное июньское солнце, будто пытался смыть запах равнодушия. Он записал номер таблички администратора, Ольга Р.. Дома он набрал номер старой знакомой, Елены Морозовой, с которой когда-то организовал выездные медосмотры. Трубка ответила сразу.

«Елена, я по поводу Марины Петровой».

Пауза. Алексей почти услышал, как замер её вдох. «Ты узнал?» — спросила она тихо.

«Что случилось?»

«Она звонила мне за неделю до…» Елена выбирала слово. «Говорила, пациенты уходят слишком быстро. Хотела огласки. И… А потом ДТП, сказали, была нестабильна».

«Это неправда».

«Ты кому-нибудь говорила?»

«Кому? Виктор Смирнов держит половину города на благотворительности».

Слова «нестабильна» и «ломаются» больно щёлкнули по памяти.

«Ты можешь встретиться завтра?»

«Конечно».

На следующее утро, под тихим стойким дождём, они сидели в небольшом кафе, с запахом ванили. Елена выложила на стол синий блокнот. «Марина просила: „Если со мной что-нибудь случится, сохрани. Здесь имена пациентов, даты смерти, пометка ДНП, видишь?“»

«Допуск на вскрытие без уведомления семьи», — прочитал Алексей. «Это незаконно».

«Я знаю». Слёзы Елены падали на страницу, как чернила. «Я боялась. Думала, правда не победит, только меня сломает».

Алексей коснулся её руки. «Если правда есть, она нужна». Он забрал блокнот.

В тот же день он созвал маленькое, но сильное звено: адвокат Сергей Демин, со специализацией на медицине, частный детектив Оксана Лыкова, судмедэксперт, профессор Светлана Игнатова. На экране переговорный детектив вывела статистику: за последние полгода в приюте умерло 16 стабильных пациентов. У каждого пометка «Не реанимировать», проставленная задним числом.

«Это рушит всю картину», – покачал головой Сергей. «Нужна эксгумация. Но, судья Михаил Соболев, у меня есть один», – вскользь заметил Алексей, вспоминая Михаила Соболева, которому его фонд когда-то отправил оборудование для апперблока.

Пока взрослые писали бумаги, Иван в приюте доставал из-под матраса старый кнопочный телефон матери. Батарея садилась, но в памяти остались видео. На одном Марина Петрова шла по ночному коридору и говорила в камеру: «Если вы смотрите это, значит, я не успела докричаться». Пациенты уходят, и кто-то помогает им уйти. За её спиной мелькала высокая фигура в костюме. Название файла было датировано ровно днём гибели.

Мальчик переслал видео на адрес электронной почты, написанной на визитке Алексея. Ночью ноутбук в квартире Фёдорова мигнул. Алексей открыл почту, увидел сообщение без тематики и встроенное видео. Через минуту после просмотра он..

Доярка пропала со стадом коров в 1995 спустя 20 лет пастух находит в яме

Что может заставить 47 коров исчезнуть без следа за одну ночь? Почему в деревне Красная Поляна до сих пор боятся произносить имя Елены Котовой? И главное, что нашёл пастух в заброшенном карьере через двадцать лет после той страшной ночи?

Иван Смирнов вытер пот со лба и посмотрел на часы. Половина седьмого утра. Его овцы мирно паслись на склоне, а он стоял у края старого карьера, держа в руках ржавое ведро. На боку металлического ведра, едва различимыми буквами, было выдавлено «Е — Котова». Руки пастуха дрожали. Двадцать лет назад, когда ему было всего восемь, вся деревня говорила только об одном — о том, как Елена Васильевна исчезла вместе с целым стадом коров.

Иван спустился в карьер. Среди камней и сухой травы он нашёл ещё один предмет — обрывок синей ткани. Материал был прочным, рабочим. Таким шили халаты для доярок в девяностые. Его сердце забилось быстрее. Он достал телефон и набрал номер участкового. «Сергей Петрович? Это Смирнов. Я нашёл что-то странное в старом карьере. Нужно приехать. Срочно».

Участковый Сергей Петрович приехал через полчаса. Крепкий мужчина лет сорока пяти осторожно спустился в карьер. Он взял ведро в руки, повертел, посмотрел на свет. Потом поднял обрывок ткани. «Двадцать лет прошло, а люди всё ещё помнят ту историю», — сказал он тихо. — «Моя мать работала тогда в сельсовете. Рассказывала, что такого переполоха в деревне никогда не было».

Иван кивнул. «А что тогда произошло? Я был маленький, помню только обрывки разговоров».

Участковый сел на камень. «Пятнадцатого сентября тысяча девятьсот девяносто пятого года Елена Васильевна Котова, как обычно, пошла на вечернюю дойку. Муж её, Валентин, был в дальнем рейсе. Дочка Наташа ночевала у бабушки. Утром сторож Фёдор Иванович пришёл на ферму, а там пусто. Ни Елены, ни коров. Сорок семь голов скота исчезли без следа».

Иван почувствовал мурашки по коже. «Как это возможно? Коровы же не могут просто раствориться в воздухе».

«Вот и все тогда этим вопросом задавались, — сказал участковый. — Но самое странное, никто ничего не слышал. Корова мычит, когда её куда-то ведут. А тут тишина. Как будто их и не было».

Иван поднял ещё один предмет — кусок верёвки. Старый, крепкий. «А что со сторожем? Фёдор Иванович ещё жив?» — «Жив. Но с тех пор словно язык проглотил. Говорит, что в ту ночь напился и ничего не помнит. А раньше он был трезвенником. Странно, да?»

Они поднялись из карьера. Иван собрал все найденные предметы в мешок. Участковый записал его показания и пообещал передать всё в архив. Но когда Иван уходил, Сергей Петрович его остановил. «Слушай, Смирнов. Ты парень разумный. Но будь осторожен. Эта история не просто так забылась. Есть вещи, которые лучше не ворошить».

«Что вы имеете в виду?»

«Через год после исчезновения Елены её мужа нашли в реке. Официально — несчастный случай. Утонул пьяный. Но Валентин Котов умел плавать как рыба. И пил только по праздникам».

Иван почувствовал холодок в груди. «А дочка?»

«Наташа выросла у бабушки. Умная девочка была. Поступила в юридический, уехала в Москву. Больше в деревню не приезжала. До сих пор».

Участковый сел в машину, но не завёл мотор. «Понимаешь, Иван, у меня есть одна теория. Но доказать её нельзя. Слишком много времени прошло. Слишком много свидетелей умерло. Может, Елена что-то увидела? Что-то, чего видеть не должна была».

Иван вспомнил странные металлические предметы, которые нашёл в карьере. Он не сказал о них участковому. Пока не сказал. «Если это правда, то где же Елена? Вот это главный вопрос. Мёртвая она или живая? И если живая, почему молчит уже 20 лет?»

Машина участкового скрылась за поворотом. Иван остался один. Он посмотрел на карьер, потом на своё стадо. Овцы мирно паслись, не подозревая, какую тайну скрывает эта земля.

Вечером Иван не мог уснуть. Он листал интернет, искал информацию о деле Елены Котовой. Официальных документов было мало. Несколько заметок в районной газете. Объявление о розыске. Но ничего существенного. Зато он нашёл старую статью о проблемах утилизации промышленных отходов в Тамбовской области. Журналист упоминал несколько случаев незаконного захоронения токсичных веществ. Один из адресов был знаком – «Дорога на Красную Поляну». Иван сделал распечатку. Завтра он поедет в областной архив. Нужно найти документы о том, какие грузы провозили через их район в сентябре 1995 года.

Утром в дверь постучали. На пороге стояла высокая женщина лет тридцати, с серьёзными глазами. Тёмные волосы были убраны в строгий пучок. Она протянула руку. «Здравствуйте. Меня зовут Наталья Сергеевна. Я слышала, что вы нашли вещи, которые могут принадлежать моей матери».

Иван растерялся. «Вы? Вы дочь Елены Васильевны?»

«Да. Я Наташа Котова».

«Участковый Сергей Петрович сказал, что вы нашли ведро с инициалами моей матери».

Иван пригласил её в дом. Наташа внимательно рассмотрела найденные предметы. Когда она взяла в руки обрывок синей ткани, её глаза наполнились слезами. «Это от её рабочего халата. Она сама его шила. Я помню эту ткань».

«Простите, что потревожил вас. Я не знал, что у Елены Васильевны есть дочь. Думал, что все родственники…»

«Все думали, что я забыла маму. Что уехала в Москву и больше не вспоминаю о деревне. Но это неправда. Я никогда не переставала искать её».

Наташа достала из сумки толстую папку. «20 лет я собирала информацию. Изучала архивы, встречалась с людьми, которые работали в колхозе. Разговаривала с бывшими милиционерами. Нанимала частных детективов. И что вы узнали? Что моя мать не просто исчезла. Её заставили исчезнуть. А потом создали версию о том, что она сбежала с любовником или стала жертвой бандитов».

Иван налил чай. Наташа открыла папку и показала ему документы. «Смотрите. Это справка о том, что в сентябре 95-го года через наш район проходил транспорт с радиоактивными отходами. Официально — на завод переработки в Саратовской области. Но груз до места назначения не дошёл. Что значит „не дошёл“? Машины прибыли пустые. Документы о разгрузке были оформлены задним числом. Кто-то где-то эти отходы закопал».

Иван вспомнил странные металлические предметы. «Наташа, а вы знаете, как выглядят контейнеры для радиоактивных отходов?»

«Обычно это металлические бочки со специальной маркировкой. Почему вы спрашиваете?»

Иван рассказал о том, что нашёл в карьере металлические предметы, но не показал их участковому. Наташа сразу же захотела их увидеть. Они поехали к карьеру. Иван показал место, где нашёл ведро. Наташа внимательно осмотрела территорию. Она была не просто убитой горем дочерью. Она была юристом, который знал, как искать улики.

«Иван, помогите мне спуститься туда, где вы нашли металлические предметы». Они спустились в самую глубокую часть карьера. Наташа достала из сумки металлоискатель. Прибор сразу же начал издавать сигналы. «Здесь закопано что-то большое. Металлическое. Нужно копать».

Иван принёс лопату. Через час они наткнулись на что-то твёрдое. Это была металлическая бочка. На ней были видны остатки предупреждающих знаков. «Это оно», — прошептала Наташа. — «Это контейнер для радиоактивных отходов».

Иван почувствовал, как земля уходит из-под ног. «Значит, ваша мать…»

«Моя мать стала свидетелем незаконного захоронения. Она увидела, как сюда привезли эти бочки. Поняла, что это опасно. Для людей, для животных, для всей округи. Но почему она не заявила в милицию? Наверное, заявила. Или попыталась заявить. Но те, кто организовал эту схему, были очень влиятельными людьми».

Наташа достала телефон. «Я вызываю экспертов. Нужно измерить уровень радиации. Нужно официально зафиксировать эту находку».

Иван кивнул. Но его мучил другой вопрос. «Наташа, а как вы думаете, что стало с вашей матерью? Она же не могла просто исчезнуть».

«Я думаю, что она жива. Что её заставили уехать и молчать. Угрожали мне, её маленькой дочке. Пообещали, что если она заговорит, то со мной что-то сделают».

«Но 20 лет прошло. Вы выросли. Почему она не вернулась?»

«Потому что боится. Потому что знает, те люди всё ещё у власти. Всё ещё опасны».

Наташа посмотрела на карьер, где под землёй лежали бочки с радиоактивными отходами. «Но теперь у нас есть доказательства. Теперь мы можем действовать».

К вечеру к карьеру приехали эксперты. Они подтвердили наличие радиоактивного загрязнения. Дозиметры показывали превышение нормы в несколько раз. Территорию оградили лентой. Начали официальное расследование.

Иван проводил Наташу до машины. «Что вы будете делать дальше?»

«Буду искать документы. Выяснять, кто организовал эту схему. Кто дал приказ закопать отходы именно здесь. И главное, буду искать маму».

«А как её найти? Она могла уехать куда угодно».

«Мама — очень практичный человек. Она не поехала бы в незнакомое место. Наверняка выбрала что-то знакомое. Место, где у неё есть связи».

Наташа задумалась. «Я вспомнила. У мамы была двоюродная сестра в Казахстане. Тётя Валя. Они переписывались. Может быть…»

«Вы думаете, она могла поехать к ней? Это единственная зацепка».

«Завтра я лечу в Алматы. Буду искать тётю Валю».

«А вы?»

«А я что? Помогите мне найти информацию об этом Григории Петровиче. Я дам вам копии всех документов. Может быть, вместе мы что-то найдём».

Иван кивнул. История Елены Котовой захватила его полностью. Он понимал, что впереди долгие поиски, возможные опасности, встречи с людьми, которые предпочли бы, чтобы правда так и осталась погребённой. Но где-то далеко женщина ждёт, когда станет безопасно вернуться домой. Ждёт встречи с дочерью, которая не переставала её искать 20 лет. И теперь у них есть шанс эту встречу организовать.

Но что, если те, кто заставил Елену исчезнуть, до сих пор следят за ситуацией? Что если они поймут, что тайна раскрыта, и попытаются помешать воссоединению семьи?

Иван посмотрел на Наташу, которая изучала документы при свете фонаря. Решительная женщина, которая посвятила жизнь поиску матери. Она была готова идти до конца, несмотря на все опасности. И он решил идти вместе с ней.

Самолет приземлился в Алматы в половине седьмого утра. Наташа не спала всю ночь. В самолёте она перечитывала старые письма от тёти Вали, которые нашла в бабушкиных вещах. Последнее письмо было датировано мартом 95-го года. Тётя Валя писала, что работает на молочной ферме недалеко от Алматы, что муж её умер, а сын уехал в Россию. «Если что-то случится, всегда рады тебя видеть», — писала она Елене. — «Дом у меня большой, работы хватает. Здесь можно начать жизнь заново».

Наташа взяла такси до адреса, указанного в письме. Дорога шла через степь, мимо заброшенных ферм и полуразрушенных посёлков. Водитель, пожилой казах, рассказывал о том, как в девяностые сюда приезжали русские семьи. Много было беженцев тогда. Кто от войны, кто от бандитов. Кто просто от плохой жизни. Селились, где придётся. Работали за еду.

«А вы помните русскую женщину, которая могла приехать в сентябре 95-го? Елену с дочкой?» Водитель покачал головой. «Русских женщин много было. Все, похоже, усталые, напуганные, не говорят, откуда приехали».

Дом тёти Вали оказался небольшим, но крепким. Во дворе паслись куры. Из-за забора выглядывала корова. Наташа постучала в дверь. Открыла женщина лет семидесяти. Седые волосы, морщинистое лицо, но живые, внимательные глаза. Она долго смотрела на Наташу, потом прошептала: «Боже мой! Натенька! Ты вылитая мама в молодости!»

Наташа почувствовала, как сердце готово выпрыгнуть из груди. «Тётя Валя? Вы? Вы знаете, где моя мама?»

Валентина Степановна, так звали тётю Валю, пригласила Наташу в дом. Они сели за стол. Хозяйка заварила чай, достала варенье. «Твоя мама жива? Здорово! Живёт в ста километрах отсюда? Работает дояркой на ферме? Как и всю жизнь!»

Наташа заплакала. Двадцать лет поисков, сомнений, надежд, и вот оно, долгожданное подтверждение. «Почему она не вернулась? Почему не написала мне?»

«Боялась. Все эти годы боялась. Говорила, что если её найдут, то тебе может быть опасно. — Тётя Валя рассказала, как в сентябре девяносто пятого года к ней приехала Елена. — Без вещей, без документов, вся в слезах. Я её сразу не узнала. Постарела на десять лет за одну ночь. Рассказала, что стала свидетельницей страшного преступления. Что ей угрожали. Что она больше никогда не сможет вернуться домой».

«А как она здесь устроилась?» — «Я знала директора фермы. Хороший человек. Взял Елену работать без документов. Сказал, что беженки тогда частое дело были. Дал ей новое имя, Нина Петровна. Так она и живёт уже двадцать лет».

Наташа сжала кулаки. «Но сейчас всё изменилось. У нас есть доказательства. Те люди больше не у власти. Мама может вернуться».

«Может. Но она не знает, что всё изменилось. Не знает, что ты её ищешь. А почему вы мне не написали? Не сказали, что она здесь».

Тётя Валя вздохнула. «Елена запретила. Сказала: „Если дочь меня найдёт, значит, пришло время возвращаться. А если нет, значит, так тому и быть“».

«Можно её увидеть?» — «Конечно. Но лучше не сразу. Дай мне время подготовить её. Она очень изменилась. Стала замкнутой, недоверчивой. Боится каждого незнакомого человека».

Наташа согласилась переночевать у тёти Вали. Вечером она позвонила Ивану. «Я нашла маму. Она жива. Живёт в Казахстане под чужим именем. Это невероятно. А как она?»

«Тётя Валя говорит, что здорова. Но очень изменилась. Завтра я с ней увижусь. А у меня тоже есть новости. Нашёл информацию о Григории Петровиче».

Иван рассказал, что через знакомых в областной администрации выяснил: в 90-е годы в Тамбовской области работала фирма «Экоутиль». Официально она занималась утилизацией промышленных отходов. Директором был Григорий Петрович Мельников. Фирма закрылась в 2001 году. Мельников переехал в Москву. Но самое интересное: против него заводили дело о мошенничестве. Говорили, что он не утилизировал отходы, а просто где-то их закапывал. «Дело закрыли?» — «Да. По причине отсутствия доказательств. Но теперь у нас есть доказательства».

Наташа записала всю информацию. Утром она поедет к маме. А потом они вместе вернутся в Россию и добьются справедливости. Но ночью она не могла заснуть. Мучили вопросы, как мама отреагирует на встречу. Согласится ли вернуться? Не будет ли бояться, что опасность ещё не миновала?

Утром тётя Валя отвезла Наташу на ферму. Дорога заняла 2 часа. Ферма оказалась небольшой, но ухоженной. Директор, казах средних лет, встретил их радушно. «Нина Петровна, наша лучшая доярка. 20 лет работает. Честная, ответственная. Мы её очень ценим».

«Она знает, что я приеду?» — «Знает. Но очень волнуется. Попросила встретиться в тихом месте. Не при людях».

Они пошли к коровнику. Наташа увидела женщину, которая кормила телят. Высокая, стройная, с седыми волосами. Она повернулась, и Наташа узнала мамины глаза.

«Мама».

Елена Васильевна, теперь Нина Петровна, подошла медленно. Они обнялись и долго плакали, не говоря ни слова. «Натенька, моя девочка. Как же ты выросла. Какая красивая стала».

«Мама, я столько лет тебя искала. Я знала, что ты жива. Знала, что не могла просто сбежать».

Они сели на лавочку под деревом. Елена рассказала о своей жизни в Казахстане. О том, как трудно было привыкнуть к новому имени, к новой жизни. О том, как каждый день думала о дочери. «Я хотела написать тебе. Много раз садилась писать письма. Но боялась. Боялась, что если меня найдут, то тебе навредят».

«Мама, всё изменилось. Мы нашли доказательства. Знаем, кто организовал ту схему. Фёдор Иванович рассказал всю правду».

Елена вздрогнула. «Фёдорыч жив? Он рассказал?»

«Да. Он всю жизнь мучился, что молчал. Сказал, что больше не может нести эту тайну».

Наташа рассказала маме о найденных в карьере бочках, о показаниях Фёдора Ивановича, о том, что против Григория Петровича Мельникова можно возбудить уголовное дело. «Мама, ты можешь вернуться домой. Можешь жить под своим именем. Можешь не бояться».

Елена долго молчала. Потом сказала: «Натенька, я хочу тебе рассказать всю правду. То, что знаю только я».

«Какую правду?»

«В ту ночь я видела не только, как закапывали бочки. Я видела, кто ещё был там. К

Искусственный интеллект показал будущее науки.

Он не просто создал прогноз, но и продемонстрировал собственное видение ключевых направлений в науке и исследованиях в будущем.

Так вот в чем проблема

Где они так похудели?

Лучший антидепрессант))