Some SEO Title
Посты
Some SEO Title
График публикаций площадки
Всего 462 поста в 1 канале
Тхьэмафэм икlэух Тхьэм дахэ шъуфешl! Всем хороших выходных!
Работы художника Теучежа Ката
Работы художника Теучежа Ката
Работы художника Теучежа Ката
Нартский эпос черкесов (адыгов) к исследованиям по доместикации лошади
Аннотация. Статья посвящена доместикации лошадей, выявлению ее места и времени с точки зрения нартского эпоса черкесов, сопоставлению с научными открытиями последнего времени, основанными на палеогенетике. Исследование позиционирует нартский эпос черкесов как вполне надежный источник. Более того, привлечение эпоса дает большое количество дополнительных преференций. Так, с помощью предлагаемого автором анализа в процессе приручения лошади выявляются три этапа: праиндоевропейцы приручили диких лошадей, чтобы использовать их для питания; прасеверокавказцы провели над ними генетическую работу, приспособив их к верховой езде; праиндоевропейцы впрягли новую породу лошадей в колесницы, что дало им возможность быстро преодолевать большие расстояния. Отмечено в статье и приручение диких быков, а также превращение их в покорных волов, что для развития человечества имело не меньшее значение, чем одомашнивание лошадей.
Ключевые слова: доместикация, палеогенетика, нарты, чинты, северокавказцы, индоевропейцы, славяне, кабардинцы, лошадь, конь, бык, вол, Майкопский курган Ошад.
A.M. Shazzo
Nart epic of the Circassians (Adyghs): to horse domestication research facility
Abstract. The article is devoted to the domestication of horses, identifying its place and time from the point of view of the Nart epic of the Circassians, and comparing it with recent scientific discoveries based on paleogenetics. The study positions the Nart epic of the Circassians as a completely reliable source. Moreover, the involvement of the epic gives a large number of additional preferences. Thus, with the help of the analysis proposed by the author, three stages are identified in the process of taming a horse: the Proto-IndoEuropeans tamed wild horses in order to use them for food; the Proto-North Caucasians carried out genetic work, adapting them to riding; Proto-Indo-Europeans harnessed a new breed of horses to chariots, which gave them the ability to quickly cover long distances. The article also notes the domestication of wild bulls, as well as their transformation into obedient oxen, which was no less important for the development of mankind than the domestication of horses.
Keywords: domestication, paleogenetics, Narts, Chints, North Caucasians, Indo-Europeans, Slavs, Kabardians, horse, horse, bull, ox, Oshad Maikop barrow.
Вопрос о том, где и когда человеком была приручена лошадь, до сих пор остается открытым – ученым пока не удалось прийти к единому мнению. И если место ее доместикации от исследования к исследованию все более локализуется в степях Северного Причерноморья, то главная тайна – время ее приручения все более удревняется. Так, в подборке статей с общим заголовком «Новая гипотеза доместикации лошади: противоречия и пробелы» отмечается, что оно состоялось в IV тыс. до н.э. [1]. Более точное время – начало IV тыс. до н.э. – указывается в статье «Одомашнивание лошади» на сайте «Словари и энциклопедии на Академике» [2].
Нартский эпос черкесов (адыгов), точнее, его ранние произведения, подтверждают последние выводы палеогенетиков о времени доместикации лошади, однако ее место им позиционируется не как Северное Причерноморье, а пространство между берегами Кубани и Дона. И одна из этих двух особенностей эпоса черкесов, а именно предполагаемое совпадение по времени, должна показывать, что исследование данного направления могут оказаться очень перспективными и полезными. Тем более, что с первых страниц семитомника «Нарты», систематизированного и изданного доктором филологических наук А.М. Гадагатлем, его читатели знакомятся с другим легендарным народом эпоса – чинтами (хиндами. У Ал. Абрегова синдами и индами [3: 13] – А. Ш.), позиционирующимися как праиндоевропейцы, в хозяйствах которых «скотоводство преобладало над земледелием», а «ведущей отраслью было коневодство» [4: 434].
В сказаниях нартского эпоса черкесов, которые условно могут быть объединены в цикл с названием «Золотая яблоня нартов» или «Рождение Орзэмэджа и Имыса», образ лошади практически отсутствует. В них мельком упоминается «шыудзэ» – «войско всадников», которое не справляется с задачей, поставленной Хасэ по охране исчезающих ночами золотых яблок и выявлению причин их пропажи. Воровок-голубок сумели обнаружить лишь нарты-близнецы Пыдж и Пызыгэш, которые, идя по их следу, вышли к Азовскому морю. Но проделали они тот путь не верхом на лошадях, а пешком [5: Т. I, 95-113]. И только Орзэмэдж, младший сын младшего из братьев – Пызыгэша и младшей сестры-голубки, девушки-красавицы – Мыгэзэщ-Гуащэ, а затем его жены, став предводителем Хасэ, коллегиального органа власти, изображен восседающим на коне и едущим с Дона на Кубань для участия в заседаниях. При этом если Пызыгэш, пусть в сказочного типа повествованиях однозначно изображен нартом, а его жена – уроженкой дна морского, то Орзэмэдж, постаревший и переместившийся с Северо-Западного Кавказа в Древний Египет (что определено рядом наших исследований, например [6: 88-100] – А.Ш.), в сказаниях, выполненных почти в реалистичном ключе, характеризуется как чинт, возглавляющий нартское Хасэ [5: Т. I, 113-193]. Но в других текстах, например, в таком же реалистичном, как, например, «Нарт Мыгъэзэщыкъо Орзэмэсы Псэтын-Гуащэ къызэрищагъэр» – «Как Орзэмэс, сын Мыгэзэщ, женился на Псэтын-Гуащэ» и мать героя, и сам он представлены нартами [5: Т. I, 124-132].
«Воцарение» в Древнем Египте Орзэмэджа в обличии Осириса, царя земного и потустороннего, а реально одного из двух исторических полководцев, вернувшихся с Северного Кавказа во главе прачеркесского народа и, очевидно, чинтов-праиндоевропейцев на свою первоначальную родину, датируется 5800 гг. назад [7]. Имя второго и одновременно главного полководца, предводителя Хасэ, который чуть раньше создал столицу в Двуречье и тоже верховодил над двумя названными народами, а также над местными народами, вошедшими в первую в мире демократическую империю, нами определено как Бэдын / Батын [8: 123-130]. При этом последний тоже прибывал на заседания Хасэ верхом на коне [5: Т. III, 44-50]. И сопоставление двух имен, с одной стороны, Орзэмэджа / Уазырмэса – которое, кажется, не этимологизируется на черкесской почве, с другой стороны, Бэдына / Батына – вполне прозрачного, которое, как можно полагать, означает «много дарящий», дает правдоподобный ответ на вопрос, почему египетского правителя, уже дожившего до преклонного возраста, начали называть чинтом. Он был, видимо, в оппозиции к тому, кто представлял центральную власть. И это притом, что он теоретически мог быть чинтом лишь наполовину, и то с определенной натяжкой.
Современное черкесское название лошади – «шы», но в хакучинском, кабардинском и бесленейском диалектах остается форма «чъы» [9: Т. II, 141], которая, в свою очередь, совпадает с убыхским названием лошади «чъы» [10: 372], а также абхазско-абазинскими его вариантами «ачъы» / «чъы» [9: Т. II, 141]. А это, видимо, должно указывать на то, что изначальной формой данного наименования могла быть «чъы», где слово «чъын» сегодня в западно-черкесском языке означает «пробежать (какое-либо) расстояние» [11: Т. III, 388], что совпадает со значением восточно-черкесского варианта – «жын», где он, видимо, является упрощенной формой от слова «чъын». И данное обстоятельство указывает на то, что при отсутствии звука [чъ] в литературном языке восточных черкесов, он наблюдается в его диалектах. Иначе говоря, слово «чъы» – «лошадь», «конь» у проточеркесов, которые давали точные названия наблюдаемым явлениям, имело дополнительное, первоначальное значение типа «бегущий», «убегающий». И только с приручением прачеркесами независимого ранее «чъы», а также в связи с обнаруженной в нем преданностью к хозяевам он получил новое имя «шы», первое значение которого «брат». То есть, исходя из изложенного, получается, что людьми, которые вывели новый вид лошади со спиной, более приспособленной к нагрузкам при верховой езде, длинными и сильными ногами и т.д. были не праиндоевропейцы, а прасеверокавказцы.
Такого же мнения и исследователи нартского эпоса черкесов доктора филологических наук М.А. и З.Ю. Кумаховы. «Более того, – в частности, пишут они, – если считать, что абх. ачъыуагIу, абаз. чъыгIу, адыг. шыу, каб. шу «всадник» букв. «лошадь-человек» восходит к западнокавказскому уровню, а не является результатом параллельного в период после распада праязыкового единства, то это может служить серьезным аргументом в пользу отнесения как одомашнивания протоабхазо-адыгами, так и верховой езды к очень отдаленным хронологическим эпохам» [12: 97, 98]. Вместе с тем авторы там же отмечают: «Те исследователи, которые полагают, что процесс доместикации лошади связан с индоевропейским эпосом не без основания сопоставляют название лошади в западнокавказских языках с переднеазиатскими: хур. essi, issia, аккад. sisu «лошадь», угарит. ssw, арам. susja, др.-евр. sus «конь», ssmt «лошадь» (70: 560. Гамкрелидзе Т.В. Иванов Вяч.Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы Т. II, Тбилиси, 1984)» [12: 98]. И эту мысль, видимо, следует понимать так, что термин «чъы» / «шы» мигрировал с Северо-Западного Кавказа на территорию Плодородного полумесяца, а не наоборот, в частности, согласно тому выводу, который вытекает из сведений о воцарении в 3800 гг. до н.э. Бэдына / Батына в Древней Месопотамии, а Орзэмэджа / Уазырмэса в Древнем Египте.
Сюда же этимология таких славянских слов как «лошадь» и «лошак» (черкесская параллель «алашэ») [13: Т. II, 532], а также «кобыла» и «конь» [13: Т. II, 269], не совпадающая с остальными индоевропейскими языками, носители которых, в частности, сейчас находятся к западу от Черного моря.
А значит, доместикация лошади распадается на три основных этапа:
– праиндоевропейцы (праславяне как древние жители Северного Причерноморья) приручили лошадей для использования их в качестве источника питания;
– прасеверокавказцы (далее по тексту будет понятно, что имеются в виду пракабардинцы, жившие бок о бок с праславянами – А.Ш.) провели над ними селекционную работу, приспособив их к верховой езде;
– праиндоевропейцы (хетты) впрягли новую породу лошадей в колесницы, что дало им возможность быстро преодолевать большие расстояния [4: 434].
И все это произошло на старых-новых территориях как для прасеверокавказцев, так и для праиндоевропейцев.
Отметим, что прасеверокавказцы, считаются прямыми потомками сино-кавказцев, язык которых был фонетически более развит, чем даже современные абхазско-убыхско-черкесский языки, самые, возможно, богатые в мире. Например, в бжедугском диалекте черкесского языка автор данной статьи насчитал рекордные 120 звуков-фонем. Согласно карте схеме, размещенной в книге доктора филологических наук А.С. Касьяна «Клинописные языки Анатолии (хаттский, хуррито-урартские, анатолийские): проблемы этимологии и грамматики» [7: 196], прасеверокавказцы, стартовав в 8300 гг. до н.э. с территории нынешней турецкой Анталии, в 6800 гг. до н.э. достигли северо-востока Балканского полуострова. Здесь они встретились с чинтами, т.е. праиндоевропейцами (по А.С. Касьяну индо-хеттами [7: 188, 189]), покинувшими Плодородный полумесяц несколько раньше. Далее прасеверокавказцы, обогнув Черное и Азовское моря (по нашим сведениям, через Крым – А.Ш.), достигли Северо-Западного Кавказа. И, видимо, по пути они оставили не только свой популяционный, но и праиндоевропейский след. Очевидно, на первых порах, как это отмечается нартским эпосом черкесов, чинты не пересекали Дона. Позже, в 3800 гг. до н.э., северокавказцы двинулись на свою прародину, но пошли не прямо через Кавказский хребет, как это показано А.С. Касьяном, а по тому же пути, что и пришли. Видимо, поэтому они в Двуречье появились вместе с дружественными и одновременно враждебными (как это представлено в нартском эпосе черкесов – А.Ш.) индоевропейцами, которые к тому времени уже успешно провели первый, продовольственный этап приручения диких лошадей.
Северокавказцы, в частности, прачеркесы, судя по распространению культа быка на территориях, включавших не только Двуречье, Египет, Ханаан, но и Индию, которые были тогда освоены ими, в течение предыдущих тысячелетий, проведенных на Северо-Западном Кавказе, генетически приспособили быка – «быгъу» (западно-черкесский вариант слова) к домашнему хозяйству, сделали из него вола – «цу» (западно-черкесский вариант слова), впрягли в плуг, а заодно и в повозку.
Интересно, что в абхазском и убыхском языках аналоги слову «быгъу» не наблюдаются. В них и бык, и вол обозначаются словами, похожим на западно-черкесское слово «цу» – «вол»: в абх. «ац; (ацу)» – «вол», «бык» [14: 258], в убых. «цуы (ацу)» – «бык» [10: 53]. Из этого следует вывод о том, что родственные черкесам абхазы и убыхи получили вола уже в готовом виде.
Не менее интересно сопоставление черкесских слов «бык» и «вол» с их славянскими аналогами. Слово «бык» и его варианты имеются во всех славянских языках, однако в других индоевропейских языках названия быка сильно разнятся [13: Т. I, 258]. А это должно значить, что чинты черкесского нартского эпоса, населявшие устье Дона, а на самом деле пространство до севера Балкан – были, по-видимому, в основном праславянами. Отсюда вывод: нельзя исключать того, что слово «бык» – заимствование из прачеркесского языка от слова «быгъу». Для сравнения: в английском слове «bull» и аналогичном ему русском слове «бык» наиболее выраженное несовпадение отмечается в частях «-к» и «-ll». Но для них сближающим фактором могло бы послужить то, что в черкесском языке звук [гъ] произносится как французский [r]. То есть черкесский звук [гъ] мог дать в славянских языках [к], а в английском языке неизвестный ныне звук, изображаемый удвоенным «l». Слово «вол» в славянских языках совсем не похоже на западно-черкесский его перевод «цу». Но восточно-черкесский (кабардинский) его вариант «вы» имеет некоторое сходство. Поэтому полностью отказываться от варианта заимствования слова «вол» из восточно-черкесского языка, видимо, не следует. Тем более, что лингвисты пока не могут объяснить, как в славянских языках появилось рассматриваемое слово. Сюда же тот факт, что в языке украинцев существует вариант «вiл», который ближе остальных к черкесскому слову «вы». То есть, можно полагать, что слово «вы», оказавшись в речи праславян, и, явившись с точки зрения их языка не раскрывающим содержание объекта, было переосмыслено и приближено к существующему в их языке понятию, например, «великий».
Здесь же следует сказать и о восточно-черкесском слове «гуу» – «бык» [15: 79]. Оно, на наш взгляд, делится на два компонента: «гу-» – подвода и «-у» – «существо (бык)». Это похоже на деление западно-черкесского варианта слова «шыу» – «всадник», где «шы-» – «конь», а «-у» – «существо (человек)», видимо, заимствованного в западно-черкесский язык из пракабардинского. То есть, увидев подводу, с запряженным в нее быком (еще не зная слова «вы» – «вол») пракабардинцы дали ему имя по уже готовой в их языке схеме – «шу», где в современном варианте его написания и произнесения звуки [ы] и [у] слились в единый звук [у]. А это может значить, что прачеркесы, оставшиеся жить среди праславян по пути следования с севера Балкан к устью Дона, став пракабардинцами, генетически преобразовали лошадь, оседлали ее и назвали всадника «шу», тогда как западно-кавказские черкесы примерно то же проделали с быком, которого в виде вола впрягли в плуг, а в дополнение в подводу, возможно, еще бесколесную. Потянув за собой праславян, видимо, уже тоже всадников – «шу», вновь объединившиеся прачеркесы отправились на свою историческую родину делиться там этими и другими своими достижениями. И предложенные здесь лингвистические выкладки работают на большее удревнение даты доместикации лошадей, чем та, что предлагается палеогенетиками сегодня.
Отголоски к тем далеким событиям, своеобразно переосмысленные, сохранились в нартском эпосе черкесов. Так, в третьей части кабардинского сказания «Лъэпшъ и гъэхъагъэхэр. Дзэхущ и хъыбар» – «Свершения Тлепша. Рассказ о Дзэхуще» [5: Т. I, 242, 243] повествуется о воине-коннике Дзэхуще, который возвращается с победой домой и встречает старика, пашущего безграничное поле на восьми волах. Молодой человек здоровается со стариком. Однако вид довольного собо
Аннотация. Статья посвящена доместикации лошадей, выявлению ее места и времени с точки зрения нартского эпоса черкесов, сопоставлению с научными открытиями последнего времени, основанными на палеогенетике. Исследование позиционирует нартский эпос черкесов как вполне надежный источник. Более того, привлечение эпоса дает большое количество дополнительных преференций. Так, с помощью предлагаемого автором анализа в процессе приручения лошади выявляются три этапа: праиндоевропейцы приручили диких лошадей, чтобы использовать их для питания; прасеверокавказцы провели над ними генетическую работу, приспособив их к верховой езде; праиндоевропейцы впрягли новую породу лошадей в колесницы, что дало им возможность быстро преодолевать большие расстояния. Отмечено в статье и приручение диких быков, а также превращение их в покорных волов, что для развития человечества имело не меньшее значение, чем одомашнивание лошадей.
Ключевые слова: доместикация, палеогенетика, нарты, чинты, северокавказцы, индоевропейцы, славяне, кабардинцы, лошадь, конь, бык, вол, Майкопский курган Ошад.
A.M. Shazzo
Nart epic of the Circassians (Adyghs): to horse domestication research facility
Abstract. The article is devoted to the domestication of horses, identifying its place and time from the point of view of the Nart epic of the Circassians, and comparing it with recent scientific discoveries based on paleogenetics. The study positions the Nart epic of the Circassians as a completely reliable source. Moreover, the involvement of the epic gives a large number of additional preferences. Thus, with the help of the analysis proposed by the author, three stages are identified in the process of taming a horse: the Proto-IndoEuropeans tamed wild horses in order to use them for food; the Proto-North Caucasians carried out genetic work, adapting them to riding; Proto-Indo-Europeans harnessed a new breed of horses to chariots, which gave them the ability to quickly cover long distances. The article also notes the domestication of wild bulls, as well as their transformation into obedient oxen, which was no less important for the development of mankind than the domestication of horses.
Keywords: domestication, paleogenetics, Narts, Chints, North Caucasians, Indo-Europeans, Slavs, Kabardians, horse, horse, bull, ox, Oshad Maikop barrow.
Вопрос о том, где и когда человеком была приручена лошадь, до сих пор остается открытым – ученым пока не удалось прийти к единому мнению. И если место ее доместикации от исследования к исследованию все более локализуется в степях Северного Причерноморья, то главная тайна – время ее приручения все более удревняется. Так, в подборке статей с общим заголовком «Новая гипотеза доместикации лошади: противоречия и пробелы» отмечается, что оно состоялось в IV тыс. до н.э. [1]. Более точное время – начало IV тыс. до н.э. – указывается в статье «Одомашнивание лошади» на сайте «Словари и энциклопедии на Академике» [2].
Нартский эпос черкесов (адыгов), точнее, его ранние произведения, подтверждают последние выводы палеогенетиков о времени доместикации лошади, однако ее место им позиционируется не как Северное Причерноморье, а пространство между берегами Кубани и Дона. И одна из этих двух особенностей эпоса черкесов, а именно предполагаемое совпадение по времени, должна показывать, что исследование данного направления могут оказаться очень перспективными и полезными. Тем более, что с первых страниц семитомника «Нарты», систематизированного и изданного доктором филологических наук А.М. Гадагатлем, его читатели знакомятся с другим легендарным народом эпоса – чинтами (хиндами. У Ал. Абрегова синдами и индами [3: 13] – А. Ш.), позиционирующимися как праиндоевропейцы, в хозяйствах которых «скотоводство преобладало над земледелием», а «ведущей отраслью было коневодство» [4: 434].
В сказаниях нартского эпоса черкесов, которые условно могут быть объединены в цикл с названием «Золотая яблоня нартов» или «Рождение Орзэмэджа и Имыса», образ лошади практически отсутствует. В них мельком упоминается «шыудзэ» – «войско всадников», которое не справляется с задачей, поставленной Хасэ по охране исчезающих ночами золотых яблок и выявлению причин их пропажи. Воровок-голубок сумели обнаружить лишь нарты-близнецы Пыдж и Пызыгэш, которые, идя по их следу, вышли к Азовскому морю. Но проделали они тот путь не верхом на лошадях, а пешком [5: Т. I, 95-113]. И только Орзэмэдж, младший сын младшего из братьев – Пызыгэша и младшей сестры-голубки, девушки-красавицы – Мыгэзэщ-Гуащэ, а затем его жены, став предводителем Хасэ, коллегиального органа власти, изображен восседающим на коне и едущим с Дона на Кубань для участия в заседаниях. При этом если Пызыгэш, пусть в сказочного типа повествованиях однозначно изображен нартом, а его жена – уроженкой дна морского, то Орзэмэдж, постаревший и переместившийся с Северо-Западного Кавказа в Древний Египет (что определено рядом наших исследований, например [6: 88-100] – А.Ш.), в сказаниях, выполненных почти в реалистичном ключе, характеризуется как чинт, возглавляющий нартское Хасэ [5: Т. I, 113-193]. Но в других текстах, например, в таком же реалистичном, как, например, «Нарт Мыгъэзэщыкъо Орзэмэсы Псэтын-Гуащэ къызэрищагъэр» – «Как Орзэмэс, сын Мыгэзэщ, женился на Псэтын-Гуащэ» и мать героя, и сам он представлены нартами [5: Т. I, 124-132].
«Воцарение» в Древнем Египте Орзэмэджа в обличии Осириса, царя земного и потустороннего, а реально одного из двух исторических полководцев, вернувшихся с Северного Кавказа во главе прачеркесского народа и, очевидно, чинтов-праиндоевропейцев на свою первоначальную родину, датируется 5800 гг. назад [7]. Имя второго и одновременно главного полководца, предводителя Хасэ, который чуть раньше создал столицу в Двуречье и тоже верховодил над двумя названными народами, а также над местными народами, вошедшими в первую в мире демократическую империю, нами определено как Бэдын / Батын [8: 123-130]. При этом последний тоже прибывал на заседания Хасэ верхом на коне [5: Т. III, 44-50]. И сопоставление двух имен, с одной стороны, Орзэмэджа / Уазырмэса – которое, кажется, не этимологизируется на черкесской почве, с другой стороны, Бэдына / Батына – вполне прозрачного, которое, как можно полагать, означает «много дарящий», дает правдоподобный ответ на вопрос, почему египетского правителя, уже дожившего до преклонного возраста, начали называть чинтом. Он был, видимо, в оппозиции к тому, кто представлял центральную власть. И это притом, что он теоретически мог быть чинтом лишь наполовину, и то с определенной натяжкой.
Современное черкесское название лошади – «шы», но в хакучинском, кабардинском и бесленейском диалектах остается форма «чъы» [9: Т. II, 141], которая, в свою очередь, совпадает с убыхским названием лошади «чъы» [10: 372], а также абхазско-абазинскими его вариантами «ачъы» / «чъы» [9: Т. II, 141]. А это, видимо, должно указывать на то, что изначальной формой данного наименования могла быть «чъы», где слово «чъын» сегодня в западно-черкесском языке означает «пробежать (какое-либо) расстояние» [11: Т. III, 388], что совпадает со значением восточно-черкесского варианта – «жын», где он, видимо, является упрощенной формой от слова «чъын». И данное обстоятельство указывает на то, что при отсутствии звука [чъ] в литературном языке восточных черкесов, он наблюдается в его диалектах. Иначе говоря, слово «чъы» – «лошадь», «конь» у проточеркесов, которые давали точные названия наблюдаемым явлениям, имело дополнительное, первоначальное значение типа «бегущий», «убегающий». И только с приручением прачеркесами независимого ранее «чъы», а также в связи с обнаруженной в нем преданностью к хозяевам он получил новое имя «шы», первое значение которого «брат». То есть, исходя из изложенного, получается, что людьми, которые вывели новый вид лошади со спиной, более приспособленной к нагрузкам при верховой езде, длинными и сильными ногами и т.д. были не праиндоевропейцы, а прасеверокавказцы.
Такого же мнения и исследователи нартского эпоса черкесов доктора филологических наук М.А. и З.Ю. Кумаховы. «Более того, – в частности, пишут они, – если считать, что абх. ачъыуагIу, абаз. чъыгIу, адыг. шыу, каб. шу «всадник» букв. «лошадь-человек» восходит к западнокавказскому уровню, а не является результатом параллельного в период после распада праязыкового единства, то это может служить серьезным аргументом в пользу отнесения как одомашнивания протоабхазо-адыгами, так и верховой езды к очень отдаленным хронологическим эпохам» [12: 97, 98]. Вместе с тем авторы там же отмечают: «Те исследователи, которые полагают, что процесс доместикации лошади связан с индоевропейским эпосом не без основания сопоставляют название лошади в западнокавказских языках с переднеазиатскими: хур. essi, issia, аккад. sisu «лошадь», угарит. ssw, арам. susja, др.-евр. sus «конь», ssmt «лошадь» (70: 560. Гамкрелидзе Т.В. Иванов Вяч.Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы Т. II, Тбилиси, 1984)» [12: 98]. И эту мысль, видимо, следует понимать так, что термин «чъы» / «шы» мигрировал с Северо-Западного Кавказа на территорию Плодородного полумесяца, а не наоборот, в частности, согласно тому выводу, который вытекает из сведений о воцарении в 3800 гг. до н.э. Бэдына / Батына в Древней Месопотамии, а Орзэмэджа / Уазырмэса в Древнем Египте.
Сюда же этимология таких славянских слов как «лошадь» и «лошак» (черкесская параллель «алашэ») [13: Т. II, 532], а также «кобыла» и «конь» [13: Т. II, 269], не совпадающая с остальными индоевропейскими языками, носители которых, в частности, сейчас находятся к западу от Черного моря.
А значит, доместикация лошади распадается на три основных этапа:
– праиндоевропейцы (праславяне как древние жители Северного Причерноморья) приручили лошадей для использования их в качестве источника питания;
– прасеверокавказцы (далее по тексту будет понятно, что имеются в виду пракабардинцы, жившие бок о бок с праславянами – А.Ш.) провели над ними селекционную работу, приспособив их к верховой езде;
– праиндоевропейцы (хетты) впрягли новую породу лошадей в колесницы, что дало им возможность быстро преодолевать большие расстояния [4: 434].
И все это произошло на старых-новых территориях как для прасеверокавказцев, так и для праиндоевропейцев.
Отметим, что прасеверокавказцы, считаются прямыми потомками сино-кавказцев, язык которых был фонетически более развит, чем даже современные абхазско-убыхско-черкесский языки, самые, возможно, богатые в мире. Например, в бжедугском диалекте черкесского языка автор данной статьи насчитал рекордные 120 звуков-фонем. Согласно карте схеме, размещенной в книге доктора филологических наук А.С. Касьяна «Клинописные языки Анатолии (хаттский, хуррито-урартские, анатолийские): проблемы этимологии и грамматики» [7: 196], прасеверокавказцы, стартовав в 8300 гг. до н.э. с территории нынешней турецкой Анталии, в 6800 гг. до н.э. достигли северо-востока Балканского полуострова. Здесь они встретились с чинтами, т.е. праиндоевропейцами (по А.С. Касьяну индо-хеттами [7: 188, 189]), покинувшими Плодородный полумесяц несколько раньше. Далее прасеверокавказцы, обогнув Черное и Азовское моря (по нашим сведениям, через Крым – А.Ш.), достигли Северо-Западного Кавказа. И, видимо, по пути они оставили не только свой популяционный, но и праиндоевропейский след. Очевидно, на первых порах, как это отмечается нартским эпосом черкесов, чинты не пересекали Дона. Позже, в 3800 гг. до н.э., северокавказцы двинулись на свою прародину, но пошли не прямо через Кавказский хребет, как это показано А.С. Касьяном, а по тому же пути, что и пришли. Видимо, поэтому они в Двуречье появились вместе с дружественными и одновременно враждебными (как это представлено в нартском эпосе черкесов – А.Ш.) индоевропейцами, которые к тому времени уже успешно провели первый, продовольственный этап приручения диких лошадей.
Северокавказцы, в частности, прачеркесы, судя по распространению культа быка на территориях, включавших не только Двуречье, Египет, Ханаан, но и Индию, которые были тогда освоены ими, в течение предыдущих тысячелетий, проведенных на Северо-Западном Кавказе, генетически приспособили быка – «быгъу» (западно-черкесский вариант слова) к домашнему хозяйству, сделали из него вола – «цу» (западно-черкесский вариант слова), впрягли в плуг, а заодно и в повозку.
Интересно, что в абхазском и убыхском языках аналоги слову «быгъу» не наблюдаются. В них и бык, и вол обозначаются словами, похожим на западно-черкесское слово «цу» – «вол»: в абх. «ац; (ацу)» – «вол», «бык» [14: 258], в убых. «цуы (ацу)» – «бык» [10: 53]. Из этого следует вывод о том, что родственные черкесам абхазы и убыхи получили вола уже в готовом виде.
Не менее интересно сопоставление черкесских слов «бык» и «вол» с их славянскими аналогами. Слово «бык» и его варианты имеются во всех славянских языках, однако в других индоевропейских языках названия быка сильно разнятся [13: Т. I, 258]. А это должно значить, что чинты черкесского нартского эпоса, населявшие устье Дона, а на самом деле пространство до севера Балкан – были, по-видимому, в основном праславянами. Отсюда вывод: нельзя исключать того, что слово «бык» – заимствование из прачеркесского языка от слова «быгъу». Для сравнения: в английском слове «bull» и аналогичном ему русском слове «бык» наиболее выраженное несовпадение отмечается в частях «-к» и «-ll». Но для них сближающим фактором могло бы послужить то, что в черкесском языке звук [гъ] произносится как французский [r]. То есть черкесский звук [гъ] мог дать в славянских языках [к], а в английском языке неизвестный ныне звук, изображаемый удвоенным «l». Слово «вол» в славянских языках совсем не похоже на западно-черкесский его перевод «цу». Но восточно-черкесский (кабардинский) его вариант «вы» имеет некоторое сходство. Поэтому полностью отказываться от варианта заимствования слова «вол» из восточно-черкесского языка, видимо, не следует. Тем более, что лингвисты пока не могут объяснить, как в славянских языках появилось рассматриваемое слово. Сюда же тот факт, что в языке украинцев существует вариант «вiл», который ближе остальных к черкесскому слову «вы». То есть, можно полагать, что слово «вы», оказавшись в речи праславян, и, явившись с точки зрения их языка не раскрывающим содержание объекта, было переосмыслено и приближено к существующему в их языке понятию, например, «великий».
Здесь же следует сказать и о восточно-черкесском слове «гуу» – «бык» [15: 79]. Оно, на наш взгляд, делится на два компонента: «гу-» – подвода и «-у» – «существо (бык)». Это похоже на деление западно-черкесского варианта слова «шыу» – «всадник», где «шы-» – «конь», а «-у» – «существо (человек)», видимо, заимствованного в западно-черкесский язык из пракабардинского. То есть, увидев подводу, с запряженным в нее быком (еще не зная слова «вы» – «вол») пракабардинцы дали ему имя по уже готовой в их языке схеме – «шу», где в современном варианте его написания и произнесения звуки [ы] и [у] слились в единый звук [у]. А это может значить, что прачеркесы, оставшиеся жить среди праславян по пути следования с севера Балкан к устью Дона, став пракабардинцами, генетически преобразовали лошадь, оседлали ее и назвали всадника «шу», тогда как западно-кавказские черкесы примерно то же проделали с быком, которого в виде вола впрягли в плуг, а в дополнение в подводу, возможно, еще бесколесную. Потянув за собой праславян, видимо, уже тоже всадников – «шу», вновь объединившиеся прачеркесы отправились на свою историческую родину делиться там этими и другими своими достижениями. И предложенные здесь лингвистические выкладки работают на большее удревнение даты доместикации лошадей, чем та, что предлагается палеогенетиками сегодня.
Отголоски к тем далеким событиям, своеобразно переосмысленные, сохранились в нартском эпосе черкесов. Так, в третьей части кабардинского сказания «Лъэпшъ и гъэхъагъэхэр. Дзэхущ и хъыбар» – «Свершения Тлепша. Рассказ о Дзэхуще» [5: Т. I, 242, 243] повествуется о воине-коннике Дзэхуще, который возвращается с победой домой и встречает старика, пашущего безграничное поле на восьми волах. Молодой человек здоровается со стариком. Однако вид довольного собо
Группой портрет мужчин-черкесов: Барчо Харагулан, Шумануков Айтеч, Барчо Ахмед.
Группой портрет мужчин-черкесов: Барчо Харагулан, Шумануков Айтеч, Барчо Ахмед.
1930 г.
Группой портрет мужчин-черкесов: Барчо Харагулан, Шумануков Айтеч, Барчо Ахмед.
1930 г.
Народный ашуг Адыгеи орденоносец Теучеж Цуг Алиевич (83 года) из аула Габукай
На снимке справа — народный ашуг Адыгеи орденоносец Теучеж Цуг Алиевич (83 года) из аула Габукай. Сидят: Паранук Мурат и Дюбин Василий. Стоит: Меркицкий Рашид Аминович — научный сотрудник Адыгейского научно-исследовательского института языка, литературы и истории с 1937 по 1942 год.
г. Майкоп, 25 февраля 1939 года.
На снимке справа — народный ашуг Адыгеи орденоносец Теучеж Цуг Алиевич (83 года) из аула Габукай. Сидят: Паранук Мурат и Дюбин Василий. Стоит: Меркицкий Рашид Аминович — научный сотрудник Адыгейского научно-исследовательского института языка, литературы и истории с 1937 по 1942 год.
г. Майкоп, 25 февраля 1939 года.
